Мой талисман - Татьяна Романова Страница 36

Деньги были фантастически огромными. Но Сикорская уже поняла, что мадам Кларисса может быть очень полезна, и не хотела отказываться от знакомства с ней. Мгновенно сообразив, откуда можно взять деньги, камер-фрейлина изобразила на лице дружелюбие и сказала:

– Мадам Кларисса, жаль отдавать живые деньги на удовольствия, но тетушка оставила мне много дорогих безделушек, которые мне не нужны. Я бы продала их, нет ли у вас надежного человека? Часть из полученных средств я оставлю у вас в салоне.

– Я все понимаю, многие дамы не хотят у своих мужчин деньги просить, – закивала француженка, поэтому в моем же доме, во флигеле, живет надежный человек, старые вещи покупает, хорошую цену дает. Приносите ваши безделушки, и моих девочек не забывайте, они всегда к вашим услугам. Ну, а я всегда здесь, что серьезное – всегда помогу.

За стеной послышались хриплые стоны Минкиной, и мадам Кларисса возвела глаза к небу.

– Ее превосходительство – очень страстная женщина. Мы всегда радуемся, когда она нас посещает, но вы можете приходить и без нее, когда вам угодно, мы рады любой клиентке. Все дамы для нас как родные.

Сикорская не преминула воспользоваться ее приглашением и, тщательно запомнив дорогу, приехала к домику на Охте через две недели, когда Минкина покинула столицу и отбыла в Грузино. Мадам Кларисса встретила ее приветливо, сама отвела во флигель, где худой старик в засаленном колпаке повертел в руках маленькую серебряную коробочку для пилюль, пробормотал что-то, похоже, по-немецки, и дал Наталье пятьдесят рублей. Обрадованная Сикорская вернулась к мадам Клариссе, отдала ей десять рублей, и та распахнула перед Натальей дверь в потайную комнату.

– Проходите, дорогая, наслаждайтесь, – предложила она, – я рада за вас.

С тех пор визиты Сикорской на Охту стали регулярными. Камер-фрейлина прихватывала вещи императрицы, лежащие в кладовых. Пока она не решалась брать драгоценности, это было слишком опасно, хотя государыня их почти не надевала, проводя все свое время на тихих одиноких прогулках или в госпиталях, приютах и женских благотворительных институтах. У Сикорской уже скопилось около двух тысяч рублей. Еще пару лет службы во дворце – и можно будет купить приличное имение.

Вчера, танцуя с князем Курским, Наталья подумала, что эти деньги можно отдать мужу как приданое, и те несколько минут, когда она воспарила в мечтах, ей даже было не жалко этих выстраданных денег, но сегодня она с радостью подумала, что направит их на другое. Она купит себе на эти деньги жизнь этого наглеца, посмевшего оскорбить ее. Он очень сильно пожалеет, что плюнул в душу Наталье Сикорской. Теперь она не успокоится, пока не сделает из него раба, и пока он не будет ползать, вымаливая у нее разрешения поцеловать ее ноги.

Камер-фрейлина оделась, гладко причесала свои темные волосы, греть щипцы и завивать локоны ей не хотелось. Тщательно запудрив следы бессонной ночи, Наталья в последний раз посмотрела на себя в зеркало. Красивее она не стала: тот же грубый нос, скуластое лицо и тусклые глаза непонятного серо-зеленого цвета, к тому же под глазами, несмотря на пудру, просвечивали темные круги.

«Скажусь больной, – сообразила она, – пожалуюсь гофмейстерине на недомогание и отпрошусь к доктору».

Она быстро дошла до кабинета императрицы, где гофмейстерина по утрам собственноручно разбирала почту государыни. Та, склонившись над столом, читала имена адресатов, далеко отставляя письма от глаз.

– Ваше высокопревосходительство, меня всю ночь лихорадка трепала, – жалобно вздохнув, сказала Сикорская, – разрешите мне к доктору съездить.

– Идите скорее, не дай бог, ваша болезнь на государыню перекинется, – замахала руками испуганная гофмейстерина, – она и так здоровьем слаба. Не приходите в ее покои, пока не выздоровеете, я сама предупрежу императрицу и других фрейлин, что вы больны.

Сикорская поблагодарила и, вернувшись в свою комнату, одела темный капот и черную вдовью шляпку с вуалью, оставшуюся у нее от траурного наряда, в котором она приехала в Грузино. Женщина, стараясь пройти незаметно, проскользнула на лестницу для прислуги и, спустившись в подвальный этаж, вышла во внутренний двор, а там и на улицу. Около Сената она увидела свободного извозчика и, подрядившись, приказала ехать на Охту.

Дверь знакомого дома оказалась закрытой, видно, его обитательницы еще спали. Сикорская долго стучала в дверь, пока ей не открыли. Мадам Кларисса, совсем не накрашенная с жидкой седой косой и в толстом стеганом шлафоре с удивлением смотрела на гостью.

– Мадам Наталья, – удивилась она, – обычно мы так рано не работаем, девочки еще спят.

– Мне нужны вы, – жестко ответила Сикорская, – я хочу, чтобы именно вы помогли мне.

– Ну, что же, заходите, – пригласила француженка, увидев по лицу гостьи, что та настроена очень решительно.

Она привела камер-фрейлину в гостиную, потрогала бок еще теплой голландской печки и встала, прижавшись спиной к изразцам.

– Я слушаю вас, – сказала Кларисса.

– Мне нужно приворожить мужчину так, чтобы он был как тряпичная кукла в моих руках, а я властвовала бы над ним безраздельно.

– Это можно сделать, – подтвердила француженка, – только это – дорогое удовольствие. Восковая кукла – сто рублей, это самое простое, да и вам за это не очень сильно расплачиваться придется, а вот если навсегда, на месячную кровь, тогда уж я меньше тысячи не возьму – головой рискую, да и вам с тем мужчиной придется платить страшную цену.

– Какую? Я ничего не боюсь в этой жизни, – сказала Сикорская, – вы только объясните, чего ждать, чтобы я могла все взвесить.

– У всех по-разному, только смерть с косой около таких пар ходит. Вот одна польская красавица десять лет назад сюда приходила, очень высоко взлететь хотела, сделала я ей такой приворот, мужчину она получила, да только детки от него долго не живут. Последняя дочка в живых осталась, да и та слаба здоровьем очень. Дама и сама уж не рада, расстаться хочет с тем августейшим мужчиной, да только связь эта – навсегда. Он ее ненавидит, к другим давно ходит, а к ней возвращается, хоть спать давно уже с ней не спит. Не отпускает ее, потребность у него – видеть ее каждый день. Она еще молодая женщина, любовник у нее есть, да им скрываться приходится. Вот она недавно сыночка от любовника родила, старый муж его признал, а августейший мужчина – нет. Сейчас любовника ее в изгнание отправляет. Одна радость даме, что мальчик здоровый родился, долго проживет, я это знаю.

– Откуда знаете? – удивилась Сикорская.

– Знаю, чутье у меня на эти вещи, – ответила француженка, не желавшая открывать клиентке, что, боясь кары небесной, она все-таки раскладывала карты, чтобы узнать судьбу тех, чьи жизни ломала в обмен на золото.

– А восковая кукла – это верное средство? – спросила камер-фрейлина, взявшая с собой только сто рублей и фактически не имевшая выбора.

– Да, средство хорошее, нужно только, чтобы вещь какая-нибудь от этого человека у вас была. Есть?