Аромат этих роз - Марша Ловелл Страница 36

— Сколько времени?

Эйлин втайне обрадовалась, как осужденный, получивший отсрочку приговора.

— Скажем… шесть недель. — Она вздохнула поглубже, набираясь храбрости для следующего шага. — Я дам тебе ответ, когда вернусь из Италии.

Наступившее молчание казалось Эйлин оглушительным. Джош посмотрел ей в глаза, и она заметила, что у него на щеке задергался мускул.

— Из Италии. Значит, ты не отменила поездку…

— Почему я должна ее отменять? — Она постаралась спросить это как можно мягче, но ей не понравилось уже одно то? что Джош предполагал, будто она отменила поездку. И она еще надеялась, что он ее поймет!

— Потому что ты больше чем на месяц уезжаешь на другой континент, отправляешься в такой долгий отпуск, даже не обсудив это со мной, с человеком, который хочет на тебе жениться… Ты собираешься провести больше месяца с кем-то…

— С Бетани, мы с ней вместе учились в колледже, она моя лучшая подруга, почти родственница. И я еще не решила окончательно… — Спохватившись, что начинает его уговаривать, Эйлин оборвала себя на полуслове.

— На шесть недель… — Джош лег на спину и закрыл глаза.

Эйлин была готова на все, только бы стереть с его лица выражение боли. На какое-то короткое мгновение у нее даже мелькнула мысль повернуть все вспять, отказаться от поездки, сказать Джошу, что она его любит, что сдаст билет и выйдет за него замуж.

Пойми меня, ну пожалуйста. Пойми! — мысленно взмолилась она.

— Отлично. — Джош вздохнул. — Я еду с тобой, хотя это будет непросто устроить.

Эйлин заморгала.

— Нет.

Джош открыл глаза и посмотрел на нее таким взглядом, что Эйлин почувствовала себя насекомым на булавочке.

— Почему ты отказываешься?

— Потому что это моя поездка, потому что мне нужно свободное пространство и время обо всем подумать.

— Ах вот как, тебе нужно пространство, — повторил Джош ледяным тоном. Казалось, ее последние слова стали той самой соломинкой, которая переломила спину верблюда. — Понятно.

— Ничего тебе не понятно! — Эйлин запаниковала. — Джош, позволь мне все объяснить.

— Не нужно ничего объяснять. — Он встал с кровати. В самой наготе его великолепного мускулистого тела Эйлин почудилось что-то угрожающее. — Мне и так все ясно.

— Джош, прошу тебя…

— Дело всегда было в тебе, — отрезал он. — Я старался сделать тебя счастливой, пытался сделать так, чтобы ты меня полюбила. Видно, в этом-то и состояла моя главная ошибка.

— Но я тебя люблю!

— Неужели? — Глаза Джоша метали молнии. Он одним рывком натянул трусы и схватил с пола брюки. — Ты ко мне неравнодушна, не спорю. Но, черт побери, Эйлин, разве ты не видишь, что в наших отношениях инициатива всегда исходила только от меня? Ты понимаешь, что сегодняшний вечер — это первый случай, когда ты что-то затеяла сама? Я думал, что смогу перебороть твой страх перед серьезными отношениями. Я надеялся показать тебе, что не причиню тебе боли, что ты можешь доверить мне свое сердце. Но ты все время от меня ускользаешь. И вот сегодня ты вдруг решила меня соблазнить, чтобы я не разозлился, когда ты на шесть недель улетишь в другое полушарие, о чем ты, естественно, забыла упомянуть, пока до отъезда не осталась всего неделя. С меня хватит! Мне надоело биться головой об стенку ради женщины, которая ко мне, может, и неравнодушна, но не настолько меня любит, чтобы со мной остаться. Мне надоело делать всю работу самому!

Слова Джоша не только задели Эйлин за живое, но и разозлили. Она вскочила с кровати.

— Конечно, ты делал всю работу сам! Ты один всем распоряжался. Ты один строил планы за нас обоих, а я была вынуждена подстраивать свои планы под твои! Ты один распоряжался временем, которое мы проводили вместе. Так вот, Джош, у меня для тебя новость: ты не можешь распоряжаться любовью! Она не контролируется. И распоряжаться мною я тебе не позволю!

— Я не пытался тобой распоряжаться! — прорычал Джош.

— О, тут ты действовал очень тонко! Ты пустил в ход все свое обаяние, соблазн… любовь! Но у меня должна быть и своя жизнь, я хочу быть самостоятельной личностью! Если я это потеряю, то потеряю и все те качества, за которые ты, как ты утверждаешь, меня полюбил. Я потеряю себя!

— Значит, для того чтобы ты осталась самостоятельной личностью, я должен с радостью согласиться на то, что ты будешь шесть недель шататься по Европе? — язвительно подытожил он. — Если бы ты вкладывала в наши отношения хотя бы вполовину столько, сколько я, ты бы поняла, почему об этом не может быть и речи.

Эйлин обуяла такая ярость, что она готова была его ударить. Но она сдержалась и ответила подчеркнуто ровным голосом:

— Если бы ты понимал меня хотя бы вполовину так хорошо, как тебе кажется, ты бы понял, что это единственно возможный вариант.

Они встали друг против друга, Джош — в брюках, Эйлин — в чулках с подвязками. На лицах обоих застыло одинаковое выражение любви, обернувшейся болью.

— А я-то думал, что я тебя понимаю, — тихо сказал Джош. Он взял рубашку, сунул руки в рукава и стал не глядя застегивать пуговицы. — Но теперь я вижу, что ты оказалась не той женщиной, какой я тебя считал. — Он взял пиджак и портфель. — Ты можешь оставаться здесь до конца уик-энда и делать все, что только пожелаешь, но если ты сядешь в этот самолет до Европы, то я буду знать твое решение.

— Ну почему ты со мной так жесток? — Не сдержавшись, Эйлин всхлипнула.

— Ты сама жестока с нами обоими. Знаешь, что больнее всего? Что я все равно тебя люблю. Я все равно тебя люблю, но от этого только больнее.

И он ушел, оставив ее в слезах.