Я тебе объявляю войну, девочка! - Яна Лари Страница 36

Сомневаюсь, что утонувшая в учебниках Соня услышит, поэтому решаю оставить записку у зеркала. Пишу как есть: «Ушла. Когда вернусь, не знаю». Спускаюсь, не быстро, чтобы не запыхаться, но и не настолько медленно, чтобы дать Злобину повод оправдано распускать руки.

Вадим ждет у машины, но сразу же гасит окурок и лениво идет мне навстречу.

Сегодня он снова гладко выбрит. Ветер ерошит густые темные волосы, играет с полами расстегнутого блейзера, в целом он выглядит каким-то измотанным, что ли. Только взгляд остается таким же сволочным и нахальным.

— Я склоняюсь к мысли, что даю тебе слишком много свободы. — Он останавливается в шаге от меня. Сложно себе признаться, но я едва сдерживаю порыв преодолеть это расстояние первой. — За пять дней от тебя ни звонка, ни привета.

В голосе совершенно точно осуждение и в нем есть еще что-то… не знаю как назвать… печаль?

Кисло улыбаюсь в ответ:

— Неужели, скучал?

— Последний час — считал минуты.

Вадим протягивает руку и скользит пальцем по моим губам, слегка проникая между ними и размыкая зубы. А затем рывком отворачивается, открывает передо мной переднюю пассажирскую дверь. Словно мысль оборвал.

В сотый раз повторяю, что ненавижу чертова психа. Но повинуюсь.

— Делаешь успехи, Злобин. Поговаривают, раньше ты считал только нули со сделок, — роняю в упрямом приступе словоохотливости. — Хотя человечнее ты все равно не стал.

— Ты права. Я по-прежнему люблю секс, деньги и власть, — отбивает он с иронией. — Это так несвойственно людям.

Ой все. Ему не удастся убедить меня, что миром правят только эгоизм, похоть и корысть. Есть же и доброе в людях. Оно не так очевидно, но есть.

Не собиралась подкармливать его самолюбие, но все же ведущий машину Злобин — это отдельный вид эстетики. Это прорыв темперамента сквозь сосредоточенность, ювелирная точность движений и поджигающая вены скорость. Против собственной воли любуюсь им.

Чего греха таить, будь у нас шанс начать не с придирок, я бы не устояла перед соблазном урвать себе эпизодическую связь с таким мужчиной. Из головы не идет то, как он хрипло шептал мое имя, как целовал бесстыдно, заставляя меня стонать. В постели, как мы выяснили, он горяч, вот только мозг и сердце Вадима заменяет процессор.

Господи, какая же у меня беда с башкой… Почему я не могу просто взять себя в руки и больше не думать о нем? Вместо этого, все чаще закрываю глаза на его грязные методы и недопустимую наглость.

Мне жутко от мыслей о будущем, и так не хочется будущего с кем-то другим.

Мы выходим из машины у роскошного особняка, уходящего задней частью в нестройный лес сосен. Ветер раздувает мои волосы во все стороны, и я быстро прячу голову под капюшон. Краем глаза отмечаю, что Злобин даже не поежился. Точно киборг.

Вадим, проявляя привычную для себя бесцеремонность, приобнимает меня за плечи.

— Злобин, у тебя сейчас такая ухмылка… Мне нужно начинать бояться?

Он заходится глубоким бархатным смехом, становясь на мгновение еще привлекательней.

— Я в кои-то веки выбрался отдохнуть. Не ради сделки, а просто с красивой девушкой.

— Тебе напомнить, какими методами ты этого добился?

— А методы меня заботят меньше всего.

Его ответ настолько беспардонный, что я ему почти верю. Почти.

Как ни стараюсь, из мыслей не идет обещание продолжить меня домогаться. И что-то мне подсказывает, Вадим — человек слова.

— У Славы, я так понимаю, снова нашлось неотложное дело.

Наш мэр в этот раз не скрывает недовольства. Интересно, сколько еще получится водить его за нос? Вадим что, совсем не боится нажить себе врага? А в том, что Валеев не любит, когда из него делают дурака, можно не сомневаться.

— Насколько мне известно, Слава еще вчера вылетел в Грозный.

Сухой ответ вызывает на лице мэра признаки такого изумления, что о недоверии речи больше не идет.

— Что-то с дедом?

— Старик в полном порядке. — Вадим на мгновение хмурит брови, словно не владеет достаточной информацией, а та, что есть его порядком раздражает. — Славик пытается наладить мосты.

— Правильный поступок. Семейные узы — наш самый мощный тыл и оружие, — сменяет гнев на милость Валеев и с искренней улыбкой обращается ко мне: — Светлана, очень рад встрече.

— Взаимно, — смущаюсь, вдруг поймав себя на стыдной мысли, что даже не голосовала за него на выборах. — Прекрасное место.

— Аглая была болезненным ребенком. Она практически безвылазно росла здесь, на свежем воздухе, — делится воспоминаниями Дмитрий, с любовью осматриваясь по сторонам. — Я направлялся в погреб за вином. Вы идите пока к мангалу, подкрепимся перед банькой.

Злобин медлит, доставая из кармана блейзера сигареты, и закуривает, отсутствующе глядя ему вслед.

— Не знала, что вы с братом помирились.

Вадим недовольно дергает уголком губ.

— Мы не мирились.

— Прости, не так выразилась. — Закатываю глаза. — Не ожидала, что вы продолжаете общаться.

— Мы не общаемся. Эта инфа от безопасников.

Докурив, Вадим ведет меня к крытому павильону с удобными диванчиками, расположенными полукругом вокруг очага. К моему приятному удивлению, мы оказываемся не единственными гостями и, перезнакомившись со всеми, в разговоре немолодых чиновников и их половинок почти не участвуем.

Из молодежи здесь присутствуем только мы и Аглая, меланхолично листающая у очага какую-то книгу. Впрочем, о ней я благополучно забываю, едва становится ясно, что Вадим не собирается посещать баню с мужчинами. Он практически не ел, совсем не пил и теперь без конца курит, прожигая меня уже знакомым, немигающим взглядом.