Мне надо кое в чем тебе признаться… - Аньес Мартен-Люган Страница 36

Лицо Ксавье было грустным. Да и мое наверняка было невеселым. Я положила сумку и пальто на стул, поставила в вазу цветы, разложила гостинцы от друзей на прикроватной тумбочке. Пока я все это делала, он молча наблюдал за мной. Закончив, я села рядом с ним на кровать, твердо приготовившись забыть все резкие и обидные слова, которые мы бросили друг другу накануне. Я осторожно поцеловала мужа и взяла его ладонь в свои.

— Я не ждал тебя сегодня…

— Я злюсь, но не настолько. Извини, что не пришла раньше.

— Я постараюсь сдерживаться…

Он не должен стараться. Это должно получаться естественно, само собой.

Я крепче сжала его руку.

— Мы будем биться, Ксавье, и мы выберемся…

— Надеюсь, — лаконично ответил он.

Я проигнорировала его мрачный тон и приступила к монологу. Рассказала о своей работе, о вызывающем беспокойство состоянии галереи, а также о своей надежде исправить ситуацию. Ксавье слушал, не перебивая, но и не стремясь больше узнать. Не знаю, было ему интересно или нет. Я скрыла разочарование и тоску по нему, хотя это и потребовало от меня огромных усилий. Мой оптимизм таял на глазах.

— С детьми все в порядке, — сообщила я.

— Прекрасно.

Почему он не просит привести их? Можно подумать, что он не скучает по своей семье. Разве это возможно? Куда подевался любящий, веселый и заботливый отец? Неужели исчез в момент аварии? Неужели мужчина, которого я люблю, пал жертвой автокатастрофы? Это было бы несправедливо…

— Знаешь, они хотят тебя видеть…

— Посмотрим, когда я начну вставать.

— Первая попытка планируется завтра?

Он кивнул.

Сколько энтузиазма, надо же!

— Когда к тебе придет реабилитолог? Я закрою галерею, чтобы быть с тобой.

— Не приходи… Я бы не хотел, чтобы ты была здесь, если вдруг не получится. Боюсь, я тогда поведу себя не лучшим образом, а ты и так порядком от меня терпишь.

Его губы сложились в едва заметную язвительную ухмылку, а я укоризненно покачала головой. С одной стороны, его поползновение пошутить было хорошим знаком, даже если сама шутка получилась несмешной и неуместной. С другой стороны, я в очередной раз почувствовала, что он не подпускает меня к себе. В данном случае Ксавье отодвигал меня в сторону, не позволял принять участие в поворотном этапе выздоровления.

— Как скажешь.

— Зайдешь завтра после закрытия галереи?

— Конечно.

— Если повезет, я встречу тебя, стоя на костылях, а не валяясь в кровати.

Он как будто вдруг поверил в успех, был почти оптимистичен. Надо бы не упустить шанс поддержать такой настрой, но у меня не было сил спорить, уговаривать, клянчить.

— Мне бы хотелось, чтобы ты пришла, когда здесь будет хирург. Если понадобится немного подтолкнуть его, чтобы он отпустил меня, у тебя это получится лучше.

Следующие дни были трудными и невероятно похожими друг на друга. У меня даже сложилось впечатление, что я проживаю один и тот же нескончаемый день сурка. Утром я приходила поцеловать Ксавье, затем шла в галерею. Во второй половине дня я закрывала ее и сидела с ним до вечера, после чего приходила к детям ближе к концу ужина и укладывала их спать. Помимо удовлетворения и радости от занятия своим делом — которого мне мучительно не хватало, я наконец-то покончила с самообманом и призналась себе в этом, — работа в галерее поглощала все мои мысли и отвлекала от напряженного ожидания грядущей выписки Ксавье из больницы. В момент слабости и спокойствия я сделала глупость, упомянув детям о такой возможности. С тех пор они каждый вечер спрашивали меня, что говорит врач. Их мир вторично рухнет, если хирург откажется выписывать папу. В промежутках между всеми заботами я из кожи вон лезла, чтобы организовать день рождения, пусть и не такой пышный, как в прошлые годы. Титуан согласился не звать друзей при условии, что мы поужинаем все вместе — с дедушкой, крестной Кармен и Идрисом. Он был готов на любые уступки, лишь бы папа присутствовал на празднике. Пока все складывалось удачно, Ксавье удалось встать на ноги. Правда, левое колено мучительно болело, полностью утратив подвижность после длительной иммобилизации в горизонтальном положении. Происходило и нечто неожиданное, из ряда вон: Ксавье наконец-то начал цепляться за жизнь и активно участвовал в своей реабилитации. Другая, не менее важная перемена — он согласился на посещения. Пусть не детей, но все же к нему приходила Кармен, и даже мой отец, и Идрис. Я иногда жалела, что меня там нет: например, моя помощь пригодилась бы на встрече молчаливого Ксавье и робкого художника, чтобы поддерживать разговор! Каждый посетитель непременно предоставлял мне отчет. Все говорили, что у него измученный вид и нестабильное психологическое состояние. Я же, со своей стороны, следила за мужем каждый вечер в надежде найти хотя бы малейшую брешь в его панцире. Я выискивала ее даже в его безнадежно потухшем взгляде, в котором не мелькало ни искорки. Убеждала себя, что слишком нетерпелива. Мне хотелось поскорее подвести под всем черту, но это было невозможно.