Опыт любви - Гвендолин Кэссиди Страница 36

— Я еду домой! — тихо, но решительно произнесла она. — Простите, дорогая Кристэл, но вам придется подыскать себе другую стенографистку. После всего, что произошло, я не могу бывать у вас. А ты, — повернулась она к Честеру, — можешь делать, что хочешь. Мне безразлично.

— Я отвезу тебя, — бесстрастно сказал он.

Ошеломленная Стефани уставилась на него во все глаза.

— Думаешь, я это тебе позволю?

На лице Честера не дрогнул ни единый мускул.

— Нам надо поговорить.

— А о чем нам говорить? Ты уже все достаточно ясно изложил. — Ноги у Стефани подкашивались, она едва не падала, а боль, угнездившаяся где-то в груди, распространялась по всему телу. — Мне ничего не надо от тебя, Честер. И никогда ничего не было надо!

— И все же я отвезу тебя домой, хочешь ты этого или нет. — Он жестом остановил готовую вмешаться мать. — Это наше с ней дело!

Стефани поняла, что готова сдаться. Он только и делал, что одерживал над нею верх… И что бы там он ни намеревался ей сказать, вряд ли она услышит нечто худшее, чем то, что только что прозвучало!

Кристэл молча наблюдала за происходящим. Она была грустна. Глядя на нее, Стефани утешала себя мыслью, что агентство быстро подыщет ей, беглой секретарше, подходящую замену. Ее не слишком заботила перспектива вылететь с работы. У нее были сейчас куда более серьезные поводы для беспокойства…

Идя к машине Честер даже не дотронулся до своей спутницы. Уходя из офиса, невзирая на промозглую сырость, он не надел куртку. Не сделал этого и сейчас. Стефани же зябко куталась в пальто, силясь унять дрожь. Усевшись за руль, Сэквилл включил зажигание, и машина стронулась.

Она глядела на его медальный профиль и поражалась: не таким, совсем не таким был он, когда они ехали три дня назад из Сполдинга! Тогда она любила его или думала, что любит… Словом, смотрела на Честера Сэквилла и на весь мир сквозь розовые очки, которые теперь разбились вдребезги.

По пути они и слова не сказали друг другу. Да Стефани и не хотелось с ним говорить. Она лелеяла слабую надежду, что он просто довезет ее до дому и тотчас уедет, но напрасно. Честер вышел из машины вместе с нею и запер дверцу.

Было начало пятого. Дороти вернется нескоро. Может, даже надумает зайти куда-нибудь с дружком после работы.

Квартирка, прежде такая уютная, казалась теперь холодной и неприветливой. Стефани включила свет и замерла от страха, оставшись лицом к лицу с этим высоким и сильным, таким неумолимым мужчиной.

— Ну… — выговорила она, собрав в кулак остатки воли.

Пристально глядя на нее, он коротко спросил:

— Когда у тебя должны начаться месячные?

От такой бесцеремонности Стефани вспыхнула до корней волос, а сердце ёкнуло и бешено заколотилось. Она старалась справиться с внезапно нахлынувшим ужасом, твердя себе, что все это чушь, что этого быть не может…

— Я не намерена тебе отвечать, — процедила она сквозь зубы.

— Стало быть, у тебя задержка? Хоть это ты должна знать?

Стефани знала… Конечно, на фоне событий последних дней это казалось ей сущей безделицей, но от фактов некуда было деться.

— Итак? — не унимался Честер. — Когда же?

— Не твоего ума дело! — бросила она.

— Ошибаешься, душа моя! Как раз моего!

Глаза Стефани сделались почти черными, она была бледна, лишь на скулах горели два алых пятна. Гордо выпрямившись, она отважно взглянула в глаза Честеру.

— Если верить твоим словам, то ты не можешь быть повинен в моем положении, если… если я беременна. Так что убирайся вон! Оставь меня в покое!.. — Тут голос ее сорвался.

Боясь разрыдаться, она повернулась спиной к мучителю и кинулась в спальню, но едва не упала прямо на пороге. Честер с трудом успел подхватить ее под руку.

— Присядь-ка лучше, — сказал он. — Не то снова хлопнешься в обморок.

Ах, как трогательно! Но Стефани позволила усадить себя на диван и замерла, устремив взгляд на свои руки, сцепленные на коленях…

— А теперь говори правду! — безжалостно продолжал Честер.

— Я… не знаю. — Голос ее звучал еле слышно, силы мало-помалу покидали ее. — У меня небольшая задержка, но это вовсе не означает…

— Хочешь сказать, задержки для тебя — дело обычное?

Стефани вздохнула. Отпираться было бессмысленно.

— Нет.

— В таком случае, похоже, ты и впрямь в положении. — Честер глубоко вздохнул. — Послушай, ты всегда в постели полагаешься на благоразумие партнера?

От такой наглости Стефани вспыхнула вновь.

— Я уже говорила тебе, что не сплю с каждым встречным-поперечным! И с тобой, поверь, оказаться в постели вовсе не намеревалась!

— Однако ты не захлопнула дверь перед моим носом.

— Ах, вот как? Значит, если бы я это сделала, ты повел бы себя как истинный джентльмен?

— Дверь бы выламывать не стал — это скажу со всей определенностью… Послушай, мы толчем воду в ступе. Тебе нужно как можно скорее сходить к врачу.

— Но ничего невозможно определить на такой ранней стадии…

— Уверен, есть способы выяснить истину даже сейчас!

Стефани какое-то время молча смотрела на Честера, отчаянно желая, чтобы он хотя бы сел. Он возвышался над нею, словно скала, подавляя, уничтожая…

— Но почему ты так разволновался? Ты, кажется, ясно дал понять, что, если я и беременна, то не от тебя.

— И все же я втянут в эту историю, хочу я того или нет! — грубо бросил Честер. — И согласись, теперь еще труднее поверить в твою непричастность к газетной заметке.

— Это вполне в духе Голди. — Стефани говорила так спокойно, как только могла. — Если верить твоей матери, то ты уже отверг однажды эту красотку. А то, чем ты пренебрег в новогоднюю ночь, могло оказаться последней каплей… Рассуди сам, куда как хорошо рассчитаться с тобой при помощи нечистоплотного Билли Блума!

Честер засунул руки в карманы брюк и задумался. Когда он заговорил, в голосе его уже не было прежней резкости:

— Так чем же, по-твоему, я пренебрег в новогоднюю ночь?

— Господи, да тем, что она с предельной откровенностью тебе предлагала! И не я одна это заметила. Марк тоже прекрасно все видел. Ему известно и то, что, выходя за него, она любила тебя!

Честер горько усмехнулся.

— Да разве Голди знает, что такое любовь? Марк, к несчастью, позволил голосу плоти заглушить голос разума, но настанет час, когда эта кошка и ему осточертеет!

В его голосе было сейчас столько искренности, что Стефани безоговорочно ему поверила. И, невзирая на царящее в душе смятение, ощутила горькое удовлетворение от того, что Голди Тревис аттестовали столь безжалостно.