Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева Страница 36

Она решила сразу же взять быка за рога и выяснить то единственное, что ее сейчас интересовало. А будет он при этом есть или смотреть в одну точку, это, в конце концов, неважно.

– Какие планы? – спросила она, наблюдая, как Георгий придвигает к себе пирожки и безучастно, по-прежнему не глядя на тарелку, берет один, жует.

«Все они одинаковые, – подумала она при виде этого, слишком хорошо знакомого, рассеянного поедания того, что поставлено перед носом. – Нет, с ними точно можно не церемониться!»

– Никаких. – Он пожал плечами; дырочка на его тесной и вылинявшей, неопределенного цвета футболке стала от этого больше, потому что на здоровенном плече сразу разошелся шов. – А что, нужны планы?

– Мне твои планы уж точно не нужны, – усмехнулась Полина. – Мне свои надо скорректировать. – И, не дождавшись хоть какого-нибудь вопроса, объяснила: – Жить мне негде, понятно?

– Почему? – тупо удивился он.

– По кочану! – сердито ответила Полина. – Потому что я в гарсоньерке жила, пока тебя не принесла нелегкая, а теперь, выходит, жить-то мне и негде.

Она боялась, что он сейчас скажет то единственно разумное, что сказал бы на его месте каждый: чтобы она жила в чертановской квартире, на которую поменяла гарсоньерку. Но он ничего разумного, к счастью, не сказал. И, порадовавшись такой явной его заторможенности, Полина быстро предложила:

– Можем договориться: я тебе мебель и прочие принадлежности – постель там, посуду – вроде как бы в аренду сдаю, а ты меня за это временно на постой пускаешь. Ты как?

Она замерла, боясь, что он наконец выйдет из ступора и отреагирует так, как должен реагировать нормальный человек: покрутит пальцем у виска или попросту пошлет ее подальше, не особенно стесняясь в выражениях. Но, на ее счастье, ступор у него был, похоже, глубокий.

– Как хочешь. – Он опять пожал плечами. Полина как завороженная следила за дыркой на его футболке. – Я могу и на кухне спать.

– Нет уж, на кухне я, – быстро возразила она: следовало ковать железо, пока оно не опомнилось! – Диван здесь не раздвигается, ты на нем не поместишься, хоть пополам сложись. Да и к еде поближе. Я и тебя могу едой обеспечивать, – торопливо добавила она, подумав, что уж как-нибудь уговорит маму взять его на довольствие, лишь бы удалась ее афера.

На слово «еда» он наконец-то отреагировал – недоуменно взглянул на пирожки. И тут же так смутился, что этого невозможно было не заметить, хотя из-за бороды трудно было понять, в чем проявляется смущение.

– Спасибо, – сказал Георгий. – Что-то я совсем… Ем, ем – и не соображаю, что это я делаю.

– Да, соображать ты стал туго, – согласилась Полина. – Холодец будешь?

Судя по всему, путь к сердцу мужчины действительно лежал через желудок, и она решила воспользоваться этим незамысловатым, проторенным миллионами женщин путем. Правда, сердце мужчины ее при этом не интересовало, но договориться с ним надо было во что бы то ни стало. Полина просто не представляла, что будет делать, если с ним не договорится!

Первое же новогоднее утро в родительской квартире убедило ее в том, что жить в этом идиллическом бедламе она не сможет, хоть стреляй. Да для нее и просто не хватало места, хотя, конечно, родители обиделись бы, если бы она им такое сказала. В детской расположились Ева с Артемом – вот уж кто точно заслуживал сострадания! – в спальне, понятно, родители, в гостиной – телевизор, Ванечкины игрушки с книжками, да почти каждый день и сам Ванечка… И на кухне тоже не разживешься, потому что для кормления такой оравы маме придется проводить там слишком много времени. В общем, вопрос стоял попросту, по-гамлетовски, быть или не быть, и для его положительного решения Полина была готова на многое, хотя, правда, все-таки не на что угодно.

«Пристроюсь куда-нибудь к компьютеру, денег заработаю, там видно будет, может, квартиру удастся снять или хоть чердак какой, типа Глюкова. А пока здесь перекантуюсь, – рассуждала она. – Да и для Юрки ведь лучше. Так ему сначала отсюда всю мебель, все вещи в Чертаново перетаскивать, потом из Чертанова еще куда-то, а так я время потяну, пока Женя квартиру обменяет, и никаких лишних перевозок. Да и квартира эта чертановская – бр-р, подумать тошно!»

Она вспомнила панельную многоэтажку в ста верстах от метро, которую еле нашла среди других точно таких же унылых строений, и воняющий мочой подъезд, и обшарпанную дверь квартиры, и саму квартиру, похожую на темный трамвайный вагон, и особенно почему-то тусклое зеркало в прихожей… На зеркале было что-то написано помадой, Полина разобрала только «не любишь», как в пошлом сериале, и ей почудилась в этом такая неизбывная тоска, что не захотелось и разбирать, что же там еще написано.

Выменять-то она эту квартиру выменяла, потому что иначе не получить было необходимую разницу для уплаты Темкиного долга, но жить в ней… Нет уж, лучше она на кухне поживет! И, кстати, может быть, сумеет внушить хозяину светлую мысль о том, что неплохо бы ему самому перебраться пока в Чертаново.

– Ну, живут же люди в коммуналках, – слегка заискивающим тоном произнесла Полина, исподлобья глядя на Георгия. – Бывает, неделями вообще друг другу на глаза не попадаются…

«Займется же он чем-нибудь, пойдет куда-нибудь, – подумала она при этом. – Не станет же сутки напролет дома сидеть».

– Полина, живи где хочешь, – сказал он. – Мне все равно.

– Вот и отлично! – обрадовалась она. – В общем, я на кухне располагаюсь, а ты бери все, что тебе надо, а…

– Ничего мне не надо. – Он как-то болезненно поморщился, как будто она предложила ему что-то оскорбительное, и потер плечо, словно бы брезгливо. – Я тебя не трогаю, и ты меня не трогай.

«Обыкновенное хамло, – подумала Полина. – Ну и наплевать, мне с ним детей не крестить. – И тут же решила: – Зайдет он у меня на кухню без расписания, как же! Поел – и будь здоров, небось с голоду не помрешь. А чай, если хочет, в промежутках может и в комнате греть, я сама ему чайник электрический принесу!»

Но говорить всего этого она Георгию не стала: мало ли, вдруг передумает. Следовало закрепиться на завоеванных позициях, а уж потом качать права и строить планы.

А планы на будущую кухонную жизнь у Полины, как ни странно, складывались обширные. Потому-то ей было и не до обид на Георгия, и вообще не до него.

Эти планы родились новогодней ночью здесь же, на кухне, когда она пила в одиночестве абрикосовый самогон и не понимала, откуда взялось ощущение беспричинного счастья.

Впервые за последний месяц Полина подумала о мозаике, и, что особенно удивительно, подумала без боли в сердце. Просто поняла: ей хочется вернуться к этому занятию, и хочется так сильно, что знакомый зуд появляется в кончиках пальцев. Правда, у нее не было теперь ни инструментов, ни материалов, но это уже казалось ей делом десятым.

«Продаются же они и в Москве где-нибудь, кусачки-молоточки, – думала Полина. – Не только же во Флоренции».