Огненное прикосновение - Линда Ховард Страница 35

Оглушив кролика, Рейф снова насторожил ловушку, затем поспешно проверил остальные, но кролик оказался единственной добычей. Выбрав место подальше от хижины, он освежевал и разделал тушку, затем отнес ее к ручью, чтобы ополоснуть и смыть кровь с рук. Прикинув, что завтрак уже должен быть почти готов, Рейф с радостью вернулся в тепло хижины.

Энни с тревогой обернулась, когда он открыл дверь, но, увидев, что с ним все в порядке, успокоилась. Ее взгляд упал на тушку в его руках.

О, хорошо, ты добыл... что бы это ни было. – Кролик.

Сбросив куртку и шляпу, Рейф с благодарностью принял чашкy горячего кофе, которую ему налила Энни, и потягивал из нее, пока она готовила и раскладывала их скудный завтрак.

Они уселись на пол, и он опустил ладонь на ее затылок, прижал к себе и поцеловал крепким, голодным поцелуем. Энни порозовела и слегка запыхалась. Рейф изумлялся, как это он так долго продержался, черт возьми! Ведь теперь он не мог заставить себя не дотрагиваться до нее.

Они поели, затем Рейф помог ей помыть немудреную посуду. Выходя из хижины, чтобы принести еще воды, он остановился в открытых дверях, несмотря на холод, и позвал:

– Иди посмотри на снег.

Обхватив себя руками, чтобы согреться, Энни подошла и стала рядом. Громадные белые хлопья бесшумно кружились и падали на землю. В лесу стояла тишина как в соборе. За то короткое время, пока они ели, земля покрылась белым ковром, и все больше снега кружилось в призрачном танце. Рейф обнял ее одной рукой, и Энни прислонилась головой к его груди.

– Ты вчера целый день знал, что пойдет снег, – сказала она. – Поэтому ты настаивал, чтобы мы собрали столько дров и получше устроили лошадей.

Она почувствовала, как напряглись его стальные мускулы.

– Да.

– Ты был вполне здоров, и времени было достаточно. Ты мог отвезти меня назад, в Серебряную Гору.

Он снова повторил:

– Да.

– Почему ты этого не сделал?

Некоторое время Рейф молчал, они оба смотрели, как падает снег. Наконец он заговорил:

– Я не мог еще отпустить тебя.

Затем он поднял ведро и пошел сквозь снегопад к ручью.

Энни быстро закрыла дверь и встала поближе к огню, потирая руки, чтобы снова согреться. «Я не мог еще отпустить тебя». Она чувствовала одновременно грусть и возбуждение, потому что, судя по этим словам, он все же намеревался вернуть ее домой и уехать, как она и боялась. И все-таки... никто до него не считал ее особенной, кроме отца, а он был, естественно, не объективен. Глядя в зеркало, она видела довольно худую женщину, уже миновавшую пору расцвета, с усталым, но приятным лицом. В ее внешности не было ничего примечательного, хотя иногда она сама с изумлением замечала, что ее глаза могут казаться почти черными, ярко выделяясь на лице. И, несомненно, она никогда раньше не вызывала ни в ком страсти.

А Рейф смотрел на нее со страстью с самого начала. Она сама ее чувствовала, однако была слишком невежественна и не знала, что это страсть. Но Рейф знал, и именно это придавало его глазам такой опасный блеск. Он хотел ее тогда и хотел сейчас с той же неутолимой жаждой, хоть и сдерживался, заботясь о ней.

К тому времени как Рейф вернулся от ручья, Энни начала готовить рагу из кролика. Ради предосторожности он протянул веревку от хижины к загону для лошадей, чтобы можно было, держась за нее, пробираться к животным в случае, если поднимется ветер и превратит тихий снегопад в пургу. Потом он принес еще хвороста. Поскольку из-за холода нельзя было открыть ставни на окнах, в хижине было темно – единственным источником света оставался огонь. Из-за того что жгучий холод выстудил хижину больше обычного, Рейф пренебрег своей привычной осторожностью и развел сильный огонь. Маловероятно, чтобы кто-нибудь, несмотря на непогоду, вздумал наведаться сюда, даже если бы дым можно было заметить сквозь снежную пелену.

Энни добавила в рагу картофель и лук, потом вынула из своей сумки и бросила по щепотке разных трав. Она знала, что многие съедобные травы, например шалфей, розмарин и эстрагон, обладают еще и целебными свойствами.

Рейф тщательно чистил оружие и проверял патроны при свете очага, но от его внимания ничто не ускользало. Она еще Раз убедилась в этом, когда он спросил:

– Откуда ты так много знаешь о растениях? Сомневаюсь, что тебя этому обучали в медицинском колледже.

– Ну, нет, конечно. Многие из них хорошо известны и веками применяются в Европе. Но некоторые европейские растения здесь нельзя найти, поэтому мне пришлось выяснить, какие из американских так же полезны. Лучше всего говорить об этом со старыми сельскими жителями, потому что им приходится лечиться самим и они знают, что помогает, а что нет.

– Почему ты так этим заинтересовалась?

Энни улыбнулась.

– Меня интересует все, что помогает людям вылечиться, – просто ответила она.

– Где ты их берешь?

– В полях, в саду, на клумбах. – Она пожала плечами. – Некоторые выращиваю сама, например мяту, розмарин и тимьян. Подорожник – самая обычная сорная трава, но я ее не могу здесь найти. То, что у меня осталось, я привезла с собой из дома. Алоэ, по-видимому, действует так же, как и подорожник, но нужно свежее растение. У меня в Серебряной Горе их несколько.

Поставив рагу на слабый огонь тушиться, Энни недовольно оглядела темную хижину.

– Не знаю, сколько я смогу выдержать в темноте. Теперь я понимаю, почему люди платят целое состояние за привезенное на кораблях стекло.

– У меня есть свечи, – напомнил Рейф.

Она вздохнула.

– А что если снегопад будет продолжаться несколько дней? Сомневаюсь, что у тебя так много свечей.

– Нет, всего несколько штук.

– Тогда лучше их поберечь.

Он знал различные способы освещения. Самыми лучшими были, конечно, масляные лампы, но их здесь нет. Неплохи также факелы из сосновой смолы, но они страшно коптили. Полумрак не беспокоил Рейфа, ведь темнота не была полной, а он научился терпению и выдержке, и нервы у него были словно из железа. Однако Энни, вероятно, не провела ни одного дня без солнечного света, и понятно, что темнота ее тяготит.

Рейф осторожно отложил ружье.

– Может быть, – произнес он, внимательно наблюдая за ней, – тебе нужно открыть для себя в темноте что-то такое, что бы ты оценила.

У Энни уже готов был быстрый ответ, но он замер на ее губах, когда она увидела, как блестят его глаза при свете пламени. Она сглотнула, ее глаза широко раскрылись. Затем Рейф взял ее в свои объятия и нежно опустил на постель из сосновых веток.

Дрожа, Энни неуверенно смотрела на него. Ее голова покоилась на сгибе его руки. Рейф ласково поцеловал ее.

– Больно не будет, дорогая, – медленно сказал он тем глубоким голосом с южным акцентом, который, как она поняла, был у него голосом для любви. – Вот увидишь.