На предельных скоростях - Мария Кокорева Страница 35

— Что-то отмечал?

— Хреновый день, неделю… год. Все сразу, — притягивает меня к себе, касаясь губами шеи, и я чувствую, как он улыбается. — Так гораздо лучше.

Но улыбка тут же сползает с его лица, стоит Рашу запустить руки под простыню и коснуться обнаженной кожи. Майка, что сейчас на мне, задралась, открывая мужским рукам беспрепятственный доступ к телу.

— Я же сказал, что врёшь, — Раш сдвигает ткань выше, продолжая медленно дразнить ладонями разгоряченную кожу.

— Зато я смогла выманить тебя из берлоги, которую ты называешь спальней, — пытаюсь не потерять нить разговора, но с каждым движением умелых пальцев это делать все сложнее и сложнее.

— Отсиживаюсь там, для твоего же блага, — шепчет мне в шею, скользя ладонями по спине, неспешно поглаживая. Почувствовав, что на мне нет белья, Раш прижимается теснее, а потом его руки, проскользнув вперёд, накрывают мою грудь. И я выгибаюсь, будто кошка, поощряя его. Становится жутко жарко и в прямом смысле нечем дышать, меня съедает желание большего. Я уже не могу, да и не хочу терпеть. Мне мало, мало этих нежных, осторожных прикосновений, мало Раша.

Я хочу его, хочу по-взрослому, а эти бесконечные предварительные ласки достали. И мне уже даже плевать на состояние Раша — я больше не чувствую запах алкоголя и думаю лишь о том, что просто умру, если он сейчас остановится.

— В данный момент это для меня благо, — выдыхаю чуть слышно, понимая, что еще немного — и начну хныкать, прося о большем.

— Глупая. Знала бы, как действуешь на меня, не провоцировала бы. Я ж скоро извращенцем стану, — слова явно даются Рашу с трудом, он произносит их неразборчиво, растягивая при этом гласные, так, что я едва понимаю, о чем он говорит.

— Как это? — Простонала, ловя ртом воздух. Каждый раз, когда пальцы осторожно касаются моих сосков, я закрываю глаза, стараясь полностью сконцентрироваться на этих сводящих с ума движениях.

— Потому что как только ты идешь в ванную комнату, я начинаю себе такое представлять… Что ты стоишь там под душем, абсолютно голая, влажная…

Раш не договорил, прижавшись губами к бешено бьющейся жилке на моей шее, и чуть прикусил. И мне вновь не хватает воздуха, я извиваюсь, пытаясь сильнее вжаться в его тело, сократить оставшееся между нами расстояние. Но лишь беспомощно хватаюсь за широкие мускулистые плечи, так жестко придавленная к дивану, что едва могу дышать.

Ладно. Он хочет поговорить?!

Я не против. Не один Раш умеет заводить словами.

— Иногда в дУше я думаю о тебе… — Жарко шепчу в полутьме комнаты, вспоминая последние несколько недель бесконечных фантазий. Да уж «иногда» тут не совсем подходящее слово. Низкий хриплый стон Раша подсказал мне, что я двигаюсь в верном направлении.

— Прекращай дразнить, держусь уже из последних сил.

— Так зачем сдерживаться? Раш…

— Я и так сегодня слишком много рассказал, — отвечает заплетающимся языком, не прекращая при этом пытку своими ласками, которые с каждой минутой становятся все откровеннее.

— Алкоголь хорошо на тебя влияет. Столько нового можно узнать… Это мне компенсация за месяцы игнора. Я ведь и не подозревала.

— Была б чуть опытнее, давно бы все поняла, а так и не подозревала… — Сам не понимаю, что несу, зачем вообще говорю весь этот бред, но остановиться уже не могу. Сдерживать себя все сложнее, пальцы сами сжимаются, притягивают ближе, самоконтроль тает со скоростью звука. Никакой нежностью тут уже и не пахнет и, черт подери, кажется, Михе это нравится.

— Теперь знаю… — Шепчет едва слышно, торопливо задирая мою футболку, осторожно обводя нежными пальчиками татуировки. Чуть помедлив, ведет рукой вниз и замирает, коснувшись пряжки ремня.

Перехватываю ее запястье, тут же ловя на себе недовольный взгляд.

— Не терпится начать вить из меня верёвки?

— Ты себе даже не представляешь как… — Произнесла на выдохе чуть охрипшим голосом, от звука которого я завелся ещё сильнее. Хотя, казалось, куда уж сильнее, когда конфетка так чертовски эротично извивается в моих руках?

— Не получится, малышка, будем играть по моим правилам, — хочется врезать себе и хорошенько. И откуда во мне вся эта медово-приторная дрянь? Малышка, бля@ь! Что дальше?! Начну называть Миху «деткой» или цыпочкой? Никогда такой фигней не страдал, а тут как по заказу: сладкая, малышка, конфетка.

Кондитер хренов!

Хотя, нет, конфетка пусть остается, это мне нравится, я уже не могу называть Михаль иначе.

— Ну вот, только я поняла, что ты меня так давно хочешь, дай осознать и насладиться этим моментом.

— Насладиться говоришь? Это мы запросто устроим…

Разворачиваю Миху на живот, рука тут же пробирается под ее майку, вновь сжимая грудь.

И не вспомнить, сколько раз на стенку лез, когда она расхаживала по дому без белья, будто нарочно соблазняя, и вот теперь, наконец, это сыграло мне на руку.

Жадно ласкаю пальцами затвердевшие соски, чувствуя, как моя девочка изгибается от удовольствия.

И тормоза сдали окончательно. Прижался к ней всем телом, вжимая в диван, зарываясь лицом в шелковистые волосы, дурея от ее запаха.

Проклятье, это и сорвало мне крышу — она пахла моей…

Моей женщиной, моей потребностью, моей самой сладкой, запретной жаждой.

Перекидываю ее волосы на плечо, оголяя спину, оставляя влажную дорожку из поцелуев на шелковистой коже.

— Раш… — то ли стон, то ли всхлип вырывается из горла Михи, когда моя рука нагло проникает в трусики.

— Давай еще разок, конфетка. Как тогда, на байке. Шалею от твоих стонов.

Ее тело выгибается, бедра вжимаются в стоящий колом член, и мы одновременно стонем от этого безумного ощущения. Не сдерживаясь, делаю пару толчков вперед, этого хватает, чтобы сорваться.

Хочу ее, как одержимый…

Расстегнуть джинсы, стянуть с Михаль белье, поставить на колени и жестко трахать, пока хватит сил.

Сейчас! Немедленно и как можно глубже!

Проклятье!

Бля@ь, у нее это в первый раз! Я, твою мать, у нее первый!

Стучит в висках, и это единственное, что заставляет сдерживаться, не поддаться раздирающему желанию, которое набатом звучит в затуманенном алкоголем мозге.

Но как же тяжело заставить себя остановиться…

Сжал каштановые волосы в кулак, отчетливо представляя, как буду так же сжимать их, входя раз за разом в нежное податливое тело своей конфетки.

Губами — к влажной коже, впиваясь зубами, чувствуя на языке ее вкус…

Пальцами быстрее и глубже, так, чтобы ей было хорошо, чертовски хорошо.

Михаль выгибается и замирает на миг, кусая тыльную сторону ладони, приглушая стоны и всхлипы, рвущиеся с губ.