Год длиною в жизнь - Стивен Манчестер Страница 35

Я совсем забросил головоломку, и если мы вообще собирались закончить ее, то следовало поторапливаться. Пока я трудился над ней, Мэдисон и Пончик наблюдали за тем, как я работаю, и слушали мою лекцию по истории.

— Первую головоломку придумал в середине семнадцатого века лондонский гравер и картограф, — рассказывал я. — Он наклеил одну из своих карт на кусок дерева, а потом острой пилой распилил его по границам стран.

Мэдисон смотрела на меня с таким видом, будто понимала, о чем идет речь, а вот Пончик явно потерял нить разговора.

— Поначалу головоломки должны были помочь английским детям изучать географию. Уже к концу века чертежи наклеивали на фанеру спереди, а с обратной стороны карандашом размечали линии распила. Вслед за ними появились картонные головоломки, похожие на гигантские формочки для печенья, которыми можно вырезать сложные узоры.

Она согласно кивнула.

— Но деревянные головоломки по-прежнему оставались популярнее дешевых картонных. К началу девятнадцатого века многие из них представляли собой пейзажи, картины природы, рисунки поездов и кораблей. Вскоре головоломки стали намного сложнее, и теперь ими увлеклись не только дети, но и взрослые. Одно время их даже использовали в качестве рекламных объявлений и раздавали вместе с зубными щетками.

Я поднял голову. Мэдисон по-прежнему была со мной, а Пончик окончательно заблудился в потемках.

— Во время Великой Депрессии, когда денег ни у кого не было, головоломки предлагали вполне доступное развлечение за ничтожную плату. Их можно было собирать в одиночку или группами, а занимало это целые часы. Кроме того, их можно было использовать повторно и многократно. Например, разобрать и отдать кому-нибудь другому.

— Но почему они тебе так нравятся, деда? — спросила Мэдисон.

— Потому что они доставляют мне куда большее удовольствие, чем телевизор. — Я подмигнул ей. — А если ты к ним привыкнешь, то не беда: занятие это столь же безвредное, как и похищение печенья, которое так замечательно печет твоя бабушка.

Она захихикала, чем почти вывела Пончика из транса.

Пока мы болтали обо всем и ни о чем, Пончик в конце концов вернулся к реальности и заявил:

— Я хочу быть похожим на своего друга Брайана Андрада. Он ничего не боится!

— Сомневаюсь, что это правда, Пончик, — сообщил я ему. — Кроме того, ты же знаешь, что таких, как ты, больше нет, так зачем тебе быть похожим на кого-то еще?

— Потому что мы должны репетировать в школе спектакль и…

— И?

Я отложил в сторону фрагмент мозаики и взглянул ему в глаза.

— И одна часть меня хочет этого, а другая — боится.

— Все чего-нибудь боятся.

— Ты не боишься, — выпалил он с такой убежденностью, что я едва не поверил ему.

— Ты шутишь? Я всю жизнь чего-нибудь да боялся. Как и все. Вопрос заключается лишь в том, достаточно ли ты храбр, чтобы противостоять своим страхам. — Я посмотрел на них обоих. — Никогда не принимайте решений под влиянием страха. Не позволяйте ему поработить себя.

Перед моим внутренним взором пронеслись образы Вьетнама и Дьюи, и я с твердостью кивнул.

— А ты чего боишься? — пожелал узнать Пончик, бросая мне вызов.

Я не колебался и пошел по пути, которого всегда придерживался в отношениях с внуками, — честности.

— Я всегда хотел попробовать себя в роли эстрадного комика, но у меня так и не хватило на это духу, — признался я и на мгновение задумался, вспоминая слова своей матери: «Подбодри человека, и он будет тебе благодарен. Вдохни в него уверенность, и он никогда этого не забудет».

Этого пункта в списке моих желаний не было, но, глядя в невинные глазенки Пончика, я подумал: «Какого черта…»

— Вот что я тебе скажу: почему бы нам не заключить сделку? Если я смогу выйти на сцену и попробовать себя в роли эстрадного комика, то и ты сможешь сыграть в спектакле. Что скажешь? Согласен?

— Согласен.

Пока я спрашивал себя, во что же такое вляпался, мы скрепили договор рукопожатием.

— Иногда приходится вставать и драться, Пончик. Хотя мужество — одна из немногих вещей в жизни, которые можно симулировать и это сойдет с рук. Даже если тебе страшно, веди себя так, словно ничего не боишься, и весь остальной мир ничего не заметит.

Оба согласно закивали.

— Но это еще не все, — заявил Пончик.

Я замер, ожидая продолжения.

В разговор вмешалась Мэдисон:

— И отдавай больше, чем берешь, правильно, деда?

— Правильно, — подтвердил я. — Видите, вы оба слушали и услышали, что я вам говорю.

* * *

Договор не давал мне покоя, и я рассказал о нем Белле. Она хохотала так, что я испугался, как бы она не лопнула от смеха.

— А ты отбросил все сомнения и теперь ни перед чем не остановишься, верно?

Я улыбнулся, думая про себя: «Выступлений на публике обычно боятся больше, чем смерти. Если я сумею преодолеть это препятствие, то и рак будет мне уже не так страшен».

— Пожалуй, пришло время справиться с тем, что пугало меня всю жизнь. Никаких сожалений, помнишь?

— Помню, — ответила она, — никаких сожалений.

Белла обняла меня, и я заметил, как уголки ее губ дрогнули в лукавой улыбке.

— Но этого желания нет в списке, — напомнила она, — а ты до сих пор вычеркнул из него всего лишь один пункт.

Я тут же вспомнил о тоненьком голоске в подсознании — или в сердце? — который нашептывал мне, что я должен поторопиться с исполнением желаний, но я решил не обращать на него внимания.