Все дело в платье - Татьяна Веденская Страница 35

Сердце хочет того, чего хочет сердце. Логика и разум замолкают, когда говорит тело. В двадцать три этот голос громче летнего грома, мощнее, чем взрыв, ярче, чем световое лазерное шоу. Волю тела не переменить, не обмануть, не заглушить вином. Нет ничего прекраснее ночи с любимым, нет ничего страшнее безответной любви. После всех этих недель, проведенных в выжигающей пустыне одиночества, Машино тело никак не могло насытиться – не верило в то, что источник не собирается никуда исчезать.

Николай подхватил Машу и на руках отнес в спальню, где царил полнейший кавардак. Постель не была заправлена, повсюду валялись бумаги, распечатанные и расчерканные размашистыми неразборчивыми каракулями, вышедшими из-под руки Николая. На прикроватном столике стояли пустые чашки, на полу лежали раскрытыми несколько книг. На ковре у кровати валялись рубашки и, о боже, носки!

– Никогда не думала, что ты тоже можешь разбрасывать носки! Ты что, не пускал сюда уборщицу? – рассмеялась Маша. – Охраняешь тут какую-нибудь страшную коммерческую тайну.

– Конечно! И сейчас я тебя трахну прямо на этой тайне, – пригрозил Николай, сбрасывая бумаги на пол вместе с одеялом. – Если ты, конечно, не возражаешь.

– А если я возражаю? – поинтересовалась Маша с улыбкой, позволяя уложить себя на кровать. Была какая-то первобытная стихия в том, насколько полно контролировал все Гончаров. Он не давал Маше ничего решать. Даже ходить – нет, ты не будешь, моя девочка, потому что сегодня я буду носить тебя на руках. Туда, куда захочу.

– Тебе удобно? – поинтересовался Николай заботливо, присаживаясь на край кровати. – Не холодно? Я могу прибавить отопление, потому что я не планирую давать тебе прикрываться одеялом. Я хочу смотреть на тебя, а иначе я могу усомниться в том, что ты действительно здесь. Признаться, я в последнее время проводил тут, дома, не так много времени. После того, что произошло… Я плохо спал по ночам.

Николай говорил тихим, даже обыденным тоном, а у Маши от его слов появился ком в горле, она сглотнула слезы. С ней творилось то же самое, ей даже пришлось просить у матери какую-нибудь таблетку, чтобы уснуть, после чего мама принялась бить тревогу и читать лекции. Под мерный шум маминых претензий Маша начала засыпать снова. Николай потянулся к молнии на ее джинсах, медленно потянул ее вниз, глядя при этом прямо Маше в глаза, и ее тело немедленно отозвалось, она неосознанно сжала бедра, невольно защищаясь от того, что последует потом. Николай нахмурился и замер.

– Боишься? – спросил он, убирая руки. – Боишься меня? Почему?

– Не боюсь, – покачала головой Маша. – Это просто так, ерунда.

– Скажи мне! – потребовал он, продолжая сидеть неподвижно.

– Я не знаю, как сказать.

– Скажи, как есть. У тебя что-то произошло? Ты… у тебя кто-то есть?

– Что? – ахнула Маша и тут же села на постели, изумленно глядя на Николая. – Как ты мог такое подумать? У меня никого нет, никогда не было – кроме тебя. Ты же знаешь.

– Я не знаю, что я знаю. – Гончаров, расстроенный чем-то, покачал головой и посмотрел в окно, на тихий и пустой город. Ночи превращали Москву в город-призрак, и в маленьких переулках в это время почти не было людей и машин.

– Я так скучала, я была так несчастна. И сейчас я боюсь, но не тебя, а того, что со мной будет.

– Не понимаю, – повернулся к ней Николай. – Что с тобой будет?

– Я не хочу проходить через все это снова, – прошептала Маша. – То, что будет после того, как ты снова посадишь меня в такси. Сидеть и думать, почему так, и что пошло не так, и в чем моя вина, что сделала не так. Откуда эта ледяная стена молчания. – Николай раскрыл рот, но Маша сделала выразительный жест рукой, как бы приказывая ему замолчать. – Но это неважно. Все, что будет потом, неважно. Я не хочу тратить время на то, чтобы говорить о том, что было раньше и что будет потом. Я хочу тебя! – и Маша дрожащими от волнения руками стянула джинсы и отшвырнула их на пол. Движения были неловкими, неумелыми, и теперь, сидя на огромной кровати в одних трусах, Маша чувствовала себя птенцом, выпавшим из родного гнезда. Огромный холодный мир, большой, широкоплечий мужчина с красивыми темными глазами испепеляет ее жадным взглядом.

И вот его мнимое спокойствие разламывается напополам, и он облизывает пересохшие губы, подносит руку к Машиному плечу, сжимает его и надавливает так, что Маша вынуждена откинуться назад. Она падает назад, на постель, и замирает в ожидании продолжения. Маше больше не холодно, напротив, ей жарко и тяжело дышать. Николай осторожно стягивает трусики вниз и отбрасывает их к джинсам. Теперь преимущество на его стороне, он остается одетым, а Маша совершенно обнажена, но преимущество это мнимое. Николай дышит глубоко, вдыхая рвано, неравномерно, в то время как его рука совершает путешествие от Машиных плеч вниз, к ее груди, к окрепшим темным соскам и дальше вниз по горячей бархатной коже. Его терпения хватает буквально на полминуты, после чего он со всей поспешностью стаскивает рубашку, бросает на пол скомканные брюки. Маша смеется.

– А я думала, ты будешь дразниться до утра, Дон Корлеоне!

– Увидишь, глупая, что я сделаю с тобой до утра, – пригрозил Николай, и Маша вздрогнула от скрытой угрозы в его словах. Такой многообещающей угрозы. Маша продолжала улыбаться, глядя на то, как Николай сбрасывает с себя последние детали одежды, но улыбка перешла в изумление, когда Маша увидела стоящий, как кол, член, напряженный и полностью готовый к атаке. Николай с наслаждением смотрел, как меняется выражение Машиного лица. Затем, не говоря ни слова, он склонился к ней и сильными, не допускающими возражений движениями рук раздвинул ее ноги в стороны. Маша вскрикнула, но Николай не обратил внимания на ее слабый протест. Его лицо потемнело, взгляд стал тяжелым и острым, опасным, как оголенный провод. Николай прижал Машу своим телом к кровати, чуть оставив места, приподнявшись на локтях.

– Ты тяжелый, – прошептала Маша, извиваясь и пытаясь выбраться из-под мужского тела.

– Наивная, ты думаешь, я тебя выпущу – теперь? – улыбнулся он и склонился к Машиному лицу, целуя ее сначала в губы, а затем проведя языком по ее нижней губе, по подбородку, по шейке. Одновременно Маша почувствовала, как твердый, почти каменный член упирается ей между ног, ища заветный вход. – Расслабься, девочка.

– Будет больно? – спросила Маша, невольно пугаясь того, что сейчас будет. Он слишком большой, как он поместится – там? Она помнила, что как-то это получалось, но теперь ей казалось, что это просто невозможно.

– Хочешь, я остановлюсь? – спросил Николай, вздыхая. Маша замотала головой и подалась бедрами вперед. Все, что угодно, но только не это. Не останавливайся. Не уходи. Не оставляй меня хотя бы сегодня, не в эту ночь. Я постараюсь, я буду смирной, буду терпеть. Маша вскрикнула, когда до предела напряженный член прорвался внутрь и заполнил ее тело. Николай старался действовать медленно и осторожно, но держать себя в руках было почти невозможно. Сам вид нежной перепуганной девочки, лежащей под ним с раздвинутыми в стороны длинными ножками вызывал такую бурю внутри, требовал всего самого мужского, что было в его природе.