Куртизанка - Дора Леви Моссанен Страница 35

Симона зашагала по тропинке за конюшнями, ведя в поводу жеребца. Вода для мытья конюшен стекала по наклонному желобу, и сырая земля заглушала стук копыт.

Обмотав копыта своей кобылы специальными прокладками, чтобы приглушить топот, и сунув ей в пасть скомканную тряпку, чтобы та ненароком не заржала, Сабо Нуар последовал за Симоной. Из-под фыркающего и тяжело ступающего арабского скакуна вырвалась струя мочи. Знакомый брачный танец укрепил уверенность Сабо Нуара в том, что Симона намеревалась совокупляться с лошадьми.

Оставив позади поместье шато Габриэль, она объехала кругом долину Африканской циветты и, пустив коня галопом, углубилась в лес. Она вонзила ему каблуки в бока, обхватила животное бедрами, почти легла на него, вцепившись в развевающуюся гриву, слившись с конем в единое целое, и жеребец помчался по извилистой тропинке, под нависшими ветвями, то появляясь, то вновь пропадая из виду.

Сабо Нуар пустил свою кобылу рысью вслед за девушкой, чьи волосы были ярче гривы любого коня, даже тех, которые он натирал льняным маслом. Он ехал по ее следам, а она все дальше забиралась в чащу. Он представлял себе — нет, он ожидал, что вот сейчас она обернется, подмигнет ему, скинет свои юбки и, оставшись в корсете и бриджах для верховой езды, отшвырнет в сторону револьвер, приглашая его присоединиться к ней.

Не замечая следующего за ней Сабо Нуара, словно совершая некий очистительный ритуал, Симона настойчиво старалась изгнать из памяти многочисленных мужчин, череда которых прошла перед ее глазами в шато Габриэль. Она готовила себя для Кира — мужчины, совершенно непохожего на орды поклонников, наводнявших будуары ее матери и бабушки.

Она потянула коня за гриву и остановилась под каштановым деревом.

Малиновка упорхнула в свое гнездо, выложенное паутиной и лишайником. Насекомые умолкли и укрылись в своих подземных убежищах. Кошки-циветты зарылись поглубже в своих норах. Симона спешилась, но не стала привязывать жеребца, уверенная в том, что он будет пастись где-нибудь рядом и никуда не убежит. Она уселась на ковер из листьев и прислонилась спиной к дереву.

Неподалеку Сабо Нуар притаился за деревьями. Мускулы у него ныли от напряжения, в паху возникла тупая боль — он не сводил с нее своих диких глаз. Ему показалось довольно-таки странным, что она прискакала в лес только для того, чтобы почитать.

Уйдя с головой в историю Персии, не обращая внимания на голод, жажду и сырую землю, пачкавшую ее бриджи для верховой езды, Симона провела под деревом большую часть дня. Она вступила в древнюю Персию рука об руку с Киром Великим, триумфатором, основателем империи Ахеменидов. Они вдвоем разработали план строительства города Пасаргада в самом сердце плодородной долины, обрамленной персидскими горами. Он шептал ей на ухо, что аромат роз в его райском саду не может сравниться с ее запахом. Она поведала ему, что является дочерью ясновидящей.

— Не начинай войну с массагетами, — умоляла она его. — Они убьют тебя.

— Обещаю, — отвечал он, не сводя с нее глаз. — Матеша-керам.

Она громко засмеялась, ей не терпелось поделиться своими историческими открытиями с Альфонсом.

Сабо Нуар застыл в ожидании. Неужели она и в самом деле прискакала сюда, чтобы совокупляться с жеребцом? Если так, то почему она тянет время? Из седельной сумы он извлек лорнет и навел его на книгу, которую она держала в руках. «Полная история Персии». Сплетенные над головой ветви превратились вдруг в шипящие щупальца. Оказывается, голова ее занята этим ювелиром-персом, а не арабским скакуном. Подобравшись ближе и присев за деревом, он наблюдал, как она сломала ветку, мешавшую ей посмотреть вдаль, за горизонт, а потом отряхнула листья и раздавленные ягоды со своих бриджей. Одним прыжком вскочив на спину Мольера, она пустила животное галопом. Сабо Нуар с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони. Вонзив каблуки в бока своей кобылы, он рванул уздечку, едва не поранив лошади губы. Набирая скорость, под стук копыт, заглушаемый обмотками, сырой землей и травой, он помчался вслед за женщиной, которая даже не подозревала об охватившей его ярости.

На всем скаку объезжая деревья и стараясь не зацепиться локонами за низко нависающие ветви, Симона углублялась все дальше в чащу. Из ветвей вылетел золотистый пересмешник и запутался в ее волосах. Она освободила трепыхающуюся птичку и обернулась, чтобы проводить ее взглядом. И тут она заметила Сабо Нуара, который был теперь совсем близко от нее, чувствуя себя преданным и обманутым. Симона махнула ему рукой, чтобы он уезжал прочь, и придержала своего жеребца, когда его кобыла поравнялась и затрусила рядом с Мольером.

— Я хочу побыть одна, — крикнула она ему.

Держа поводья одной рукой, он другой ухватил Мольера за гриву и вынудил ее остановиться.

— Отпусти! — закричала она. — Что ты делаешь?

Она заметила тряпку в пасти лошади; обмотки, привязанные к копытам, жилы, вздувшиеся у него на шее подобно канатам.

— Что случилось? — спросила она.

Он спрыгнул со своей кобылы, не выпуская из рук гриву Мольера.

Она ухватилась за ветку над головой, подтянулась изо всех сил и спрыгнула с коня. Приземлившись на ковер из гниющих листьев, сосновых игл и опавших ягод, она не удержалась на ногах и упала на спину. Вставая с земли, она зацепилась за ветку, и ткань костюма порвалась, обнажив плечо.

Он судорожно вцепился в поводья, борясь с желанием наброситься на нее сверху.

Она прицелилась из револьвера ему в сердце.

— Ступай домой! — приказала она, как если бы разговаривала с бродячей собакой. — Что с тобой такое? Это же я. Симона!

Он с силой провел рукой по шее, расцарапав кожу до крови. По щекам его ручьем текли слезы.

— Я думал, ты любишь животных, совокупляешься с лошадьми. Мы с тобой родственные души. А тебе нужен этот перс, правильно? — Следующие слова он буквально выплюнул. — Я не могу этого вынести. Убей меня.

Она вздрогнула при виде его груди, которую он выпятил так, словно рассчитывал получить медаль. Под рубашкой четко обрисовались его худенькие плечи, и он, казалось, умолял ее спасти его от самого себя. У нее начало крепнуть убеждение, что он сошел с ума. В детстве они фантазировали вдвоем, давая пищу своему живому воображению. Они играли вместе, и тогда эти игры казались вполне невинными. Она изображала лисицу, а он — охотника, или же он надевал на себя личину свирепого быка, а она превращалась в матадора. Но она никак не ожидала, что эти фантазии станут для него реальностью. Как ему могло прийти в голову, что она совокупляется с лошадьми? Неужели ее пресловутая близость с животными каким-то образом ставила ее в один ряд с его покойной матерью?

Сабо Нуар жадно глотал лесной воздух, пронизанный запахами гниющей травы, сухой коры, созревших на солнце каштанов. Даже на расстоянии, сидя на своей лошади, он ощущал исходящий от Симоны запах возбужденной женщины. Неужели перс, подобно Симоне, источал запах лисицы, стойкий, как черная патока, и крепкий, как кошачья моча? Неужели это он был для нее родственной душой? И хотя Сабо Нуара снедало желание впиться поцелуем в ее губы, розовые, как носик котенка, мягкие, как лапы медвежонка, хотя сердце его разрывалось от ревности, он вдруг понял, что животный дух Симоны не успокоится, пока она не заполучит этого перса.