Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова Страница 35

– Я устала повторять, что сказала абсолютно все, что помнила, – безнадежно произнесла она. – Никакое подсознание тут ни при чем. Не знаю, чего вы от меня хотите.

Внезапно ей пришла в голову мысль, что, может быть, стоит навести Бугрименко на ложный след. Сделать вид, что она действительно вспомнила какие-нибудь детали происшествия. Тогда он отвяжется от нее, клюнет на расставленную приманку, перестанет подбираться к Глебу. Боже мой, лишь бы не запутаться во все этом вранье!

Бугрименко молчал, будто оставил без внимания последние Ларисины слова, и она решилась. Будь что будет!

– Знаете, – она изобразила на лице растерянность. – Знаете, а похоже, что вы правы. Я вспомнила кое-что еще. Одну вещь.

– Ну! – Бугрименко, казалось, весь обратился вслух.

– Этот парень… – Лариса напряженно наморщила лоб. – Я вспомнила. На нем была красная футболка. Да, именно ярко-красная, а на ней надпись большими белыми буквами по-английски.

– Какая надпись? Вы помните, что было написано?

– Нет, – она с сожалением покачала головой, – Кажется, там были буквы «Эс», «Ю», «Ди». Но я могу и ошибаться.

Лариса видела, что Бугрименко ее слова озадачили. Что ж, отлично. У Глеба в помине нет красной футболки с дурацкими белыми буквами на спине. Зато следователю теперь есть что обсасывать. Теперь он должен отпустить ее подобру-поздорову.

– Ну вот видите, Лариса Дмитриевна, – Бугрименко смотрел на нее в упор, не мигая. – Я был прав насчет психологии. В прошлый раз вы утверждали, что не видели ничего, кроме зеленого краба с красными глазками. И посмотрите, какой прогресс!

На мгновение Ларисе показалось, что он издевается над ней, что Бугрименко не поверил ни одному ее слову, видит ее насквозь, знает все сокровенные мысли и играет с ней, как кошка с мышью. Ее прошиб холодный пот, руки стали ледяными.

Бугрименко вновь улыбнулся своей бульдожьей улыбкой.

– Хорошо, Лариса Дмитриевна. Сейчас запишем ваши показания в протокол, и можете быть свободны. Если вдруг вспомните еще что-нибудь, обязательно дайте мне знать. Телефон вот тут… – он черкнул несколько строк на клочке бумаги и протянул его Ларисе.

Она поспешно спрятала этот клочок в сумочку.

Бугрименко застрочил в разложенных перед ним листах, перестав обращать на Ларису хоть какое-то внимание. Она смотрела на его склоненную над столом начинающую лысеть голову и думала, что наверняка этот раз не последний и незримую битву между ней и следователем выиграла не она. Сколько бы ни хотела она обхитрить Бугрименко, он все равно окажется хитрее ее. Сейчас он притворился побежденным, но это лишь притворство. Наступит час, когда Бугрименко неумолимо выставит ей счет за все ее промахи, и неизвестно, что она станет тогда делать.

– Распишитесь вот здесь, – он ткнул толстым, корявым пальцем в листок. – Всего вам доброго. Водите машину осторожно.

– Постараюсь, – Лариса поднялась, кивнула на прощание и вышла.

Коридор, как и в прошлый раз, был пуст. Лишь напротив, у окна, спиной к Ларисе, стояла женщина, судя по фигуре и одежде, совсем молодая.

Услышав за спиной скрип двери, женщина обернулась. У нее было странное, почти детское лицо, очень бледное, даже какое-то землистое. Большие темные глаза на нем казались огромными и бездонными.

Ларисе отчего-то стало не по себе. Очевидно, эту женщину тоже вызвал к себе Бугрименко и она дожидалась очереди. Но что у нее с лицом и почему такой тяжелый, исступленный взгляд? Этот гад кого угодно доведет до ручки, небось она, Лариса, выглядит не лучше.

Лариса посмотрела на девушку с сочувствием и хотела пройти мимо, но та вдруг шагнула ей навстречу:

– Простите, – голос незнакомки был низкий и глуховатый. – Вас зовут Лариса?

– Да, – удивленно сказала Лариса и остановилась. – Но я вас в первый раз вижу.

– Я знаю. – Женщина приблизилась к Ларисе почти вплотную, словно хотела загородить ей дорогу, не дать уйти. – Я мама Лели Коптевой.

– Но я не знаю никакой Лели Коптевой, – испуганно проговорила Лариса. – И… – она вдруг запнулась на полуслове и сделала шаг назад. – Вы… она…

– Да, – едва слышно произнесла женщина, – ее сбило машиной в тот день. Вы видели, как это было.

Лариса кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

– Простите, что я занимаю у вас время, – женщина стояла напротив Ларисы, не двигаясь с места, – но… мне нужно сказать вам… – огромные, темные глаза, не мигая смотревшие на Ларису, заблестели, но женщина не заплакала, лишь несколько раз облизала пересохшие губы. – Я… хочу вам рассказать о Леле.

– Рассказать – что? – не поняла Лариса.

– Вообще. Я знаю, вы выслушаете. Вы ведь видели…

«Нет! – захотелось крикнуть Ларисе. – Нет, я не хочу! Ничего – ни слушать, ни стоять здесь! С меня довольно одного Бугрименко! Нет!».

Но она не крикнула. Стояла и молчала, точно зачарованная глядя в страшные, лихорадочно блестящие глаза.

– В тот день… Вы, наверное, думаете, почему я отпустила Лелю одну на улицу в такую рань? Вот… – женщина вдруг поспешно полезла в боковой кармашек дешевенькой клеенчатой сумочки, которую прижимала к боку. – Вот, глядите… – перед лицом Ларисы очутился раскрытый бумажник. Он был почти пуст, если не считать пятидесятирублевой купюры, небрежно сложенной, и мелочи, которая тут же со звоном посыпалась на пол, оттого что женщина держала кошелек под наклоном. Ее палец указывал на маленький Цветной снимок, засунутый в отделение для фотографий. Лариса разглядела три детские мордашки, мал мала меньше, тесно прижатые друг к другу. В крайней слева девочке угадывалась та малышка, со смешными хвостиками, но на фотографии у нее была другая прическа, две аккуратные косички. Слева хмурил брови мальчик, чуть помладше, а в центре скорчил смешную рожицу совсем крошечный карапуз, не старше пяти лет, а то и четырех. Именно на него указывала сейчас мать погибшей девочки.

– Вот. Это Сеня, мой младшенький. Накануне того дня, вечером, у него была температура. Высокая, тридцать девять с половиной. Врач сказал – круп, нужно в больницу. А у нас нету полиса. Мы в Москве два месяца, без регистрации, живем у сестры.

– Почему? – почти шепотом спросила Лариса.

– Беженцы, – просто объяснила женщина, – с Молдавии, из Приднестровья. Врач говорил, тогда надо в специальную больницу, где всех берут, и тех, кто без регистрации. Но там заразы много, потому что и бомжей везут, и беспризорников, и инфекционных…

Лариса почувствовала, как начинает тупо болеть сердце, словно его все сильней и безжалостней сжимает чья-то рука. Что она знает об этих людях, живущих совсем близко от нее, но существующих в каком-то своем, параллельном Ларисиному, мире? Она много раз читала о них в газетах, слышала по телевизору, встречала в переходах метро и на улицах, и всегда ей казалось, что они ненастоящие, придуманные, выпадающие за рамки привычной ей жизни.