Мозаика любви - Наталья Сафронова Страница 35

— Договоренность достигнута, и тебе причитаются комиссионные за посредничество, — шутливым тоном отозвался бизнесмен. — Прикажете рассчитаться?

— Ни в коем случае! — испугано отмахнулась Татьяна, но, сообразив, что выглядит смешно, всерьез отказываясь от шутливого предложения, поправилась: — Не возьму, потому что хочу, чтобы ты был мне должен.

— Опасное это дело, но готов согласиться в надежде на твое благоразумие.

Татьяна была готова к ответной реплике, но как раз в этот момент артисты под дружные крики зрителей начали программу.

Группа состояла из четырех очень разных музыкантов. За клавишными стоял, невозмутимо спрятав подслеповатые глаза за темными очками, пожилой дядька, похожий на серьезного крота. Басист выглядел, как все басисты в мире: жилистая шея, длинный нос, глубоко посаженные глаза и полная отрешенность от всего, кроме гитары. Ударник, наоборот, смотрелся не типично: изящная фигура, просветленное лицо, румянец на щеках, светлые кудри по плечам. Они составляли, так сказать, тело группы. В качестве лица и головы выступали еще два музыканта: молодой красавец серб, прекрасный и странный, как бабочка зимой, с ритм — гитарой и солист, он же руководитель — заводной, подвижный и открытый к общению. Ни Лобанов, ни его спутница не считали себя знатоками блюзовых импровизаций, но хорошую музыку от плохой отличить могли. После двух песен стало понятно, что музыку играют правильно, интересно и искренне. Зрители одобрительно хлопали и свистели, поощряя музыкантов за каждое удачное соло.

— Народ тут интересный, — стараясь перекричать мощные звуки, которые извлекал из не видимой в руках крошки — губной гармошки, присоединившийся к группе покрытый татуировками артист, — поделилась Таня своими впечатлениями. — Я давно не видела в одном месте столько одинаково приятных людей. Особенно хорош вон тот пузатый дядька, — показала она глазами на компанию, занявшую столик перед сценой.

Один из гостей, не желая отвлекаться от музыки ни на минуту, покинул свое место и уселся на пол у эстрады поближе к солисту.

— Я знал, что у меня нет шансов, но чтобы такой пельмень отбил у меня даму?! Не допущу! — с шутливой ревностью взревел Анатолий.

Татьяна радостно засмеялась. Они пили вино, поданное в глиняном кувшине, жевали соленую хлебную соломку и покачивали головами в ритм музыки. Программа состояла из классических блюзовых и рок-н-рольных композиций. Классика тем и хороша, что всегда обеспечивает искомый результат: и в напитках, и в музыке, и в одежде дает возможность получить именно то, на что рассчитывали. Блюз слушают ради ощущения свободы и сожаления о той цене, которую приходится за нее платить. Именно это сочетание делает образованных белых людей во всем мире истовыми поклонниками песен необразованных чернокожих музыкантов. Постепенно слушатели раскачали не только тела, но и души в такт вечным песням о поисках и потерях, и, взбаламученная музыкой, со дна их поднялась радость и беспечность. Ил тоски и забот медленно оседал, освобождая светлый источник надежды. Голоса и аплодисменты стали громче; дружно раздвинув столики, публика освободила маленький пятачок для танцев. Места хватало на одну-две пары, и желающие по очереди импровизировали ногами под добротный свинг. Татьяна раскраснелась, сияла глазами и явно была не прочь потанцевать. Анатолий, улучив момент, когда танцоры присели утолить жажду, протянул подруге руку и вывел ее между столиками на освободившееся место.

Ах, танец, танец! Какие чувства ты пробуждаешь в нас, потерявших в беготне и делах нормальную чувствительность и естественность? Из каких первобытных глубин пробивается сначала слабый, а потом все сметающий голос пола? Почему бас-гитара звучит не в ушах, а во всем теле под аккомпанемент беснующегося пульса? Какие гены отвечают за наше умение поймать ритм, найти для него движения и повторять их в какой-то неосознанной последовательности? Почему так приятно чувствовать, что мозги отключились, а голова нужна только, чтобы поворачивать ее в сторону партнера?

Готовые к танцу еще за столиком, Таня и Анатолий сразу зажглись безудержным ритмом рок-н-рола, и вскоре в их танце появилась слаженность. Сначала осторожно, а потом все смелее Анатолий кружил свою партнершу, послушно и весело следовавшую движениям его рук и тела. Целеустремленность и умение добиваться своего, обеспечившая финансовый успех, делала Лобанова в танце прекрасным партнером, лишающим даму воли ради ее же удовольствия. Он, то привлекал Таню, то отпускал на вытянутую руку, чтобы показать всем ее красоту, а потом с чувством ревнивого собственника прижимал ее тело и ноги, продолжающие держать ритм к своему телу, облаченному не в набедренную повязку из листьев, а дорогой итальянский костюм. На последних тактах они сплелись и, когда музыка закончилась, постояли немного рядом, тяжело дыша и не прерывая волнующей близости. Потом Таня стряхнула со лба мокрую прядь и шагнула к столику. Но оторваться от кавалера ей не удалось, что-то материальное помимо возникшего единения мешало ей. Она посмотрела вниз и обнаружила, что одна из петель на ее новой кофточке обмоталась вокруг Толиной пуговицы на пиджаке. Они оказались крепко привязанными друг к другу. Чуть смутившись, Татьяна попыталась распутать разноцветные нитки, но только еще больше замотала их вокруг пуговицы. Потом Анатолий попытался сделать тоже, но быстро понял невозможность развязать образовавшиеся узелки. Они стояли в проходе между столиками, на виду у всего зала, и с каждым мгновением ситуация становилась все более неловкой и глупой. Касаясь друг друга теперь лишь кончиками пальцев, теребящих пуговицу, оба чувствовали близость еще сильнее, чем в танце. Горячая волна желания накрыла их, привязанных друг к другу видимыми и невидимыми нитями. Таня взглянула Анатолию в лицо требовательно и страстно. В ее взгляде был призыв и вызов одновременно. Он принял его и, твердо глядя ей в глаза, вырвал пуговицу из пиджака с «мясом», как досадную преграду между ними. Она от неожиданности вздрогнула, потом засмеялась и отобрала у него пуговицу с болтающимися на ней нитками. Это был ее трофей. За столик возвращаться было лишним. Татьяна, молча, направилась к выходу, оделась и долго наматывала перед зеркалом свой широкий шарф в ожидании Анатолия, расплачивающегося у стойки под тягучие звуки по-настоящему хорошего блюза.

— Полежи, не торопись, — остановил Анатолий Таню, когда она зашевелилась в его объятиях.

— Это ты мне говоришь: не торопись? — Ее голос раздался откуда-то снизу как будто из его недр. — Даже если бы я очень торопилась, то не смогла бы оказаться в твоей постели через тридцать секунд после того, как вошла в дом. Так что торопишься у нас ты.

— Есть претензии к скорости? Или технике прохождения маршрута? — Он весело глянул в ее глаза, блестящие из-под рассыпавшихся волос.

Она завозилась и высунулась из-под его тела, как черепаха из панциря.

— Ни одной! Надеюсь, это были не показательные выступления?

В ответ он легко засмеялся и, зарывшись носом в ее густые волосы, шепнул на ухо:

— Нет, это был пробный заезд, выступления впереди.

От его слов ее обдало жаром желания, она прижалась к нему всем телом и приоткрыла губы. Их поцелуй был долгим, в нем еще не было страсти, но уже была нежность. Он оторвался от нее и, нашарив у изголовья пульт, включил музыку.