Беседка любви - Эмили Грейсон Страница 35

Когда Эбби узнала о браке и Клэр, и Мартина с другими людьми, за окном уже стояла глубокая ночь. Услышав новости о свадьбе на одной из кассет, она была вынуждена встать и прогуляться по тихим коридорам редакции. Она ходила взад и вперед, не в силах сидеть на месте. Везде было темно, лишь в одном из кабинетов мигал танцующий узор заставки на мониторе невыключенного компьютера. Люди, работавшие в газете, по крайнем мере, большинство из них, уже крепко спали рядом с женой, мужем или просто любимым человеком. Эбби подумала, что хорошо бы собрать вещи и поехать домой, однако она уже не могла остановиться. Конечно, ей было любопытно: теперь ей уже не казалось, что можно посмотреть в глаза юноши и девушки с выцветших фотографий пятидесятилетней давности и сказать, чем кончится эта история. И все же ее толкало вперед не только любопытство. К нему примешивалась злость на Клэр.

Клэр могла вернуться. Она должна была вернуться. Эбби сама осталась в Лонгвуд-Фолс, чтобы сохранить «Леджер» и занять место отца. Но дело было не только в этом. Ее ничего не удерживало в Нью-Йорке. Во всяком случае, ничего, чему она позволила бы себя удержать, — и случайный звонок от взъерошенного молодого педиатра не в счет. А у Клэр был Мартин. В Лондоне ее ждала настоящая жизнь. Эбби не понимала логику решений Клэр: почему та осталась с отцом, почему вышла замуж за Дэниэла Класкера? Не могла она понять и Мартина, последовавшего ее примеру и женившегося на Френсис. Дело было именно в этом: Мартин и Клэр приняли решение, основываясь на логике, и стали жить сообразно велению разума, тогда как прежде их отношения всегда строились исключительно на любви. Любовь против логики — все сводится именно к этому.

Эбби хотелось защитить то, что было между Клэр и Мартином, хотелось оказаться в прошлом, вернуться в то самое мгновение, когда они собирались вступить в брак с другим мужчиной и другой женщиной, и сказать, чтобы они не делали этого.

Эбби вернулась в свой кабинет и снова стала перебирать вещи в портфеле. Она нашла оловянное колечко с зеленым камешком, то самое, которое попалось Клэр в десерте «Mystere» в придорожном кафе на юге Франции. Затем ей попалось объявление о свадьбе почти сорокалетней давности, вырезанное из «Лонгвуд-Фолс Леджер» — той самой газеты, где она сейчас работает, — пожелтевшее, с истрепавшимися краями, зажатое между двумя пластиковыми листами и сообщающее о бракосочетании Клэр Свифт и Дэниэла Класкера. Рядом с ним лежало еще одно, на этот раз довольно большое и иллюстрированное, помещенное на странице светской хроники в одном из лондонских изданий; на фотографии Мартин стоял рядом с потрясающе красивой женщиной. Они оба выглядели немного печальными и задумчивыми. Эбби также отыскала несколько вырезок из лондонских газет и журналов о ресторане «Беседка». Одна из них была с фотографией Мартина в белом поварском колпаке, в руках он держал запеченную курицу на серебряном подносе. Еще в портфеле лежало старое, потрескавшееся меню за восьмое марта 1958 года, в котором значилось следующее:

* * *

ЗАКУСКИ

Охлажденная дыня, украшенная засахаренным имбирем.

Салат из креветок с луком, помидорами и кориандром.

Салат с грибами и листьями латука, заправленный уксусом и оливковым маслом.

ОСНОВНЫЕ БЛЮДА

Цыпленок «Клэр». Грудка цыпленка, посыпанная орехом-пеканом. Подается с рисом со смородиной.

Макароны с сыром в классическом американском стиле, с жареными сухариками.

Бифштекс из говядины. Подается под соусом из зеленого перца и с пюре из картофеля и пастернака.

Вареный омар, очищенный от панциря и политый медовым соевым соусом в японском стиле. Подается с рисом со специями.

ДЕСЕРТЫ

Нью-йоркский сырный пирог с хрустящим печеньем и свежими ягодами.

Персиковый коктейль. Подается горячим, с домашним имбирным мороженым.

Ассорти — горячее печенье от Мартина.

Дьявольский пирог. Три коржика, покрытых горько-сладкой глазурью и политых английским кремом.

* * *

Эти блюда готовили и подавали в «Беседке» более сорока лет назад, но Эбби казалось, что она ощущает вкус каждого из них и может без труда представить Мартина, стоящего на кухне ресторана и помешивающего в кастрюльке что-то маслянистое, булькающее и кипящее. Представляла она его и дома, с Френсис Бэнкс и ее дочерью Луизой, — неулыбчивого человека, с лицом, слегка вытянувшимся от горечи расставаний, заполнивших его жизнь.

Эбби аккуратно отложила в сторону старое меню и обнаружила под ним объявление о рождении ребенка, датированное третьим апреля 1958 года и отпечатанное на твердой бумаге с нежно-розовой полосой по краям. «Мистер и миссис Класкер с радостью сообщают о рождении дочери, Элисон Мартины Класкер. 3, 2 кг, 52 см». Эбби вздрогнула, прочитав второе имя ребенка.

Она медленно опустилась обратно на кресло. Может, Клэр таила в себе нечто большее, чем думалось Эбби? Может, женщина, которая так откровенно почтила свое прошлое, действительно скрывала что-то, незаметное на первый взгляд? Эбби снова включила магнитофон. Полночь пришла и ушла, но теперь Эбби знала, что не уснет до утра.

Элисон Мартина Класкер. Первое и второе имя — вроде бы ничем не примечательный и приятный для слуха набор звуков, вполне подходящий для новорожденной, унаследовавшей светлую кожу матери, ее тонкие черты и ярко-рыжие волосы отца, Дэниэла. Но за этой внешней оболочкой скрывалась преданность Клэр Мартину. Перед тем как принять предложение Дэниэла, Клэр честно рассказала ему про то, что они с Мартином были любовниками. Теперь между ними все кончено, но они остались хорошими друзьями, и каждый год будут встречаться в беседке. Дэниэла это явно не обрадовало, но он просто кивнул, поблагодарил ее за честность и больше не захотел обсуждать ее прошлые отношения. Конечно, Дэниэл знал, откуда взялось второе имя ребенка. Об этом знала половина Лонгвуд-Фолс, но если горожане и болтали что-то — естественно, они болтали, — до Клэр подобные толки так и не дошли. Никто не осмелился распускать лживые слухи о том, что настоящим отцом ребенка был Мартин, а не Дэниэл. Одного взгляда на рыжий хохолок малышки хватало, чтобы понять, насколько глупы эти предположения, — Элисон точно была дочерью Дэниэла. Но в Лонгвуд-Фолс продолжали рассказывать историю любви Мартина и Клэр, более того, она стала чем-то вроде городской легенды о богатом юноше и бедной девушке, которые уехали за границу, жили там в грехе, попытались создать семью, но, как и у всех грешников, у них ничего не получилось.

Клэр никогда бы не изменила Дэниэлу, об этом даже речи быть не могло. И все равно, в глубине души она продолжала хранить верность именно Мартину. Он был человеком, который знал о ней все, как и она о нем. Никакое замужество не могло этого изменить.

Во время брачной церемонии Дэниэл и Клэр поклялись хранить верность друг другу. Несмотря на то что, занимаясь любовью с мужем, Клэр никогда не испытывала каких-то особенных эмоций, засыпая рядом с ним, она чувствовала уверенность и защищенность. Он приходил в их дом на Конли-Лейн после долгого рабочего дня, пропахший кедровой стружкой — такой приятный, даже вкусный запах, как иногда думала Клэр, — потом приходила домой она, ближе к ночи они забирались в высокую кровать, и тогда он бережно прикасался к ней, словно боясь, что его крепкое мужское тело может причинить ей боль. Его кожа была покрыта веснушками — сперва это отталкивало Клэр, но потом она привыкла. Дэниэл был очень милым и очень серьезным, он мог часами говорить о преимуществе циркулярных пил над обычными, если бы Клэр ему позволила, но она не позволяла. Он занимался любовью так же, как работал пилой, двигался вперед и назад в каком-то механическом ритме. Клэр была не против — иногда ей даже нравилось, — но это было так мало похоже на то, чем они занимались с Мартином, что не выдерживало никакого сравнения. И все же похрапывание Дэниэла делало долгие зимние ночи менее одинокими. Они разговаривали о том, как прошел день, или об ее отце, с которым у Дэниэла были замечательные отношения, или о ребенке, которого они часто брали к себе в кровать, чтобы убаюкать.