Смейся, Принцесса! - Юлия Климова Страница 35

Руки Клима прошлись по моим рукам снизу вверх, его пальцы коснулись шеи, ладони легли на лицо.

– Как же я тебя хочу, – сказал он тихо, но четко. – И как же долго я тебя хочу. Миллион лет. Миллион невыносимых лет.

– Потому что я Ланье? – спросила я, страшась ответа.

– Нет, – он улыбнулся. – Потому что не может быть иначе.

Он поцеловал меня коротко, а потом стал целовать долго и так, что сердце заныло, заколотилось, заметалось, тело обдало жаром, и этот жар, сделав почетный круг, сосредоточился в груди…

Клим легко поднял меня на руки и понес в спальню. Я, уткнувшись в его шею, не шевелилась, но потом с удивлением обнаружила, что держусь за воротник его рубашки – там, где начинается дорожка пуговиц.

Клим положил меня на кровать, туфли упали на пол, наверное, я их скинула… Он сел рядом, расстегнул пуговицы на манжетах своей рубашки, снял часы и положил на тумбочку.

– Зачем вы сняли часы?

– Они не должны прикасаться к твоей коже. Видишь, я ревную тебя даже к часам. – Клим вновь улыбнулся, лег рядом и шепнул в ухо: – Чтобы случайно не задеть, не поцарапать тебя.

Он обнял меня и стал целовать – жар, еще недавно пылавший в груди, двинулся вниз, задевая ребра и страхи… С губ сорвался стон, хотя я вовсе не собиралась стонать, и это шокировало меня и мгновенно стало мучить – щеки вспыхнули, сердце остановилось, боль дернулась в спине и затихла. Ладонь Клима легла на мой живот, поднялась выше, опустилась ниже… Он гладил меня сосредоточенно. Точно так, как нужно было, чтобы я потеряла остатки воли. Его пальцы коснулись ремня на моих джинсах, пряжка звякнула, и стало легче… Пришел черед пуговицы… Встретив взгляд Клима, я застыла как кролик перед удавом. Его внешние спокойствие, терпение и мягкость давались ему с трудом… возможно… он сдерживал десятки тысяч желаний, усмирял свою силу, пытался не напугать меня.

Не напугать или не спугнуть?..

Разум прояснился, как утопающий хватается за соломинку, я ухватилась за яркую и ровную мысль: «Я здесь, потому что решила отомстить Эдите Павловне… Только поэтому!» – но мир вокруг уже трансформировался, и казалось, нет пути назад… Да разве я желала отыскать его?

Прошлое рушилось, меркло, растворялось, я никогда, никогда не испытывала того, что чувствовала рядом с Климом… И мне нечего было предъявить этой правде, против нее я оказалась совершенно бессильна и беспомощна. Когда люди теряют рассудок, вероятно, это происходит именно так…

«Пусть мне будет плохо, вот сейчас будет плохо… Я же пришла за этим…»

Клим не стал расстегивать пуговицу, он лег на меня, и я почувствовала близость и тяжесть его тела. Теперь он целовал меня так, будто я принадлежала ему давным-давно и у него уже нет сил остановиться. Но разве я хотела, чтобы он останавливался? Мое тело кричало, что я умру в тот самый миг, когда руки врага дома Ланье – Клима Шелаева – отступят! Я отвечала на поцелуи и ждала, когда его пальцы вновь вернутся к пуговице на брюках…

«Что я делаю? Что? Наверное, я очень сильно стукнулась головой…»

Клим поднял вверх край футболки, опустился ниже и стал целовать мой живот. Затем он резко выпрямился, сорвал с себя рубашку и вернулся ко мне. Я положила руки на его плечи, дотронулась до гладкой кожи, почувствовала напряженные мышцы, села, помешав Климу покрывать меня поцелуями, и стянула с себя футболку. Он тут же уложил меня на подушку, опять лег сверху и, опуская бретельку лифчика, глядя в глаза, сказал:

– Девочка моя… Я сам. Я сам раздену тебя. Пожалуйста, не лишай меня такого удовольствия.

– Да, – согласилась я и принялась кусать нижнюю губу, с трудом заставляя себя не шевелиться.

Клим улыбнулся, поцеловал меня в нос и опустил вторую бретельку лифчика.

– Так? – спросил он. – Так ты хотела?

Кивнув, я все же не выдержала и заерзала под ним, умирая от ста тысяч желаний.

– Да.

– Может, перейдем на «ты»?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда.

Это были важные слова, они поселили во мне радость, многое упростили и позволили расслабиться. Если бы кто-нибудь еще сегодня утром сказал, что я буду лежать в объятиях Клима Шелаева, я бы посчитала этого человека безумным.

Наш первый танец, первая стычка, кольцо-цветок, лилии в саду Абакшиных, аукцион и «Коричневый Париж»… Как это было давно и как недавно… Я не хотела ни о чем думать, я не могла ни о чем думать…

Эдиты Павловны не существовало, дело было совсем не в ней…

Я задрожала, и Клим стал меня целовать… Я не знала, что поцелуи бывают такими глубокими… Я вообще ничего не знала… До него. Прошлое попросту исчезло – я родилась сегодня…

– Девочка моя…

Клим расстегнул пуговицу на моих брюках, а затем молнию, и тело стало наливаться приятной тяжестью, оно окончательно сдалось – я не смогла бы отыскать в себе даже самого маленького порыва к отказу. Я желала большего… Намного большего! Клим тяжело дышал, его ласки стали ощутимее, я видела, как светятся его глаза, как напряжено лицо. В руках, ногах, плечах таилась огромная сила, и чувствовалось, что Клим борется и с ней, и с собой.

Горячая ладонь легла на мою грудь, я закрыла глаза и… Вдруг запиликал домашний телефон: пять коротких трелей, а потом сработал автоответчик, и голос Елизаветы Акимовой нарушил тишину:

– Звоню на мобильник, но ты не отвечаешь. Неужели спишь? Я возвращаюсь с вечеринки, давай, просыпайся, мы могли бы встретиться сейчас, ау-у…

Месть не бывает сладка, я это теперь точно знала.

Клим дернулся, как от пули, и прохрипел «нет», его лицо стало страшным, на лбу образовалась глубокая морщина, губы превратились в тонкую линию. Он повернул голову и посмотрел на телефон, стоящий на журнальном столике, – телефон отчего-то не вспыхнул и не сгорел дотла, хотя такие взгляды обычно сжигают все на своем пути.

Я не была еще совсем раздета, но ощущение, словно я абсолютно голая, накрыло с головой. Тоже дернувшись, я сделала попытку выбраться из-под Клима, но он схватил меня за руку, заглянул в глаза и тихо произнес:

– Не уходи, просто не уходи.

Телефон вновь запиликал, мои губы задрожали. Клим сразу разжал пальцы и слез с меня. Проведя ладонью по лицу, он молча поднял с пола рубашку и футболку, положил и то и другое на кровать, а затем совершенно спокойно подошел к телефону и выдернул провод. Через секунду включился бы автоответчик, и я бы опять услышала голос Лизы…

Пока я одевалась, Клим стоял молча и смотрел на меня, морщина с его лба не исчезала.

– Я отвезу тебя домой.

В ответ я замотала головой.

– Я отвезу тебя домой, ты не поедешь ночью одна.

Я вновь замотала головой и резко встала. Ухо после бабушкиного удара запоздало заныло, и я ухватилась за эту боль, чтобы не думать о красивой и веселой возвращающейся с вечеринки Елизавете Акимовой.