Храни меня, любовь - Светлана Полякова Страница 35
Храни меня, любовь - Светлана Полякова читать онлайн бесплатно
Но тут же успокоилась, прогнала эту мысль. Да зачем ему об этом говорить? Если он хотел понравиться Шерри и сделал это, судя по ее глазам мечтательным, вполне успешно, к чему ему портить впечатление рассказом о другой женщине, которую он одаривал духами?
Да и что она, в самом деле, прицепилась к этой мысли?
Она улыбнулась Шерри, поймав ее ответную улыбку, и удивилась тому, что в Шерриных глазах появилось что-то новое, незнакомое — пожалуй, Тоня назвала бы это «мерцающей загадкой». «Откуда в ней это, в Шерри? Может быть, было, да я этого не замечала? Или — спрятано было так глубоко, что и заметить-то сложно? Или — это живет в каждой женщине, дремлет до назначенного часа, а потом — раскрывается, как цветок по весне под действием солнечных лучей?»
И вечер был странный, тихий, как будто ветер унес на крыльях все недоразумения, все несчастья нынешнего дня, оставив только золотистый свет лампы, тихую музыку в приемнике и аромат позапрошлого века…
Тоне почему-то стало легко, и она невольно рассмеялась. Дима посмотрел на нее и тихо сказал:
— А тебе говорили, что ты смеешься так, точно колокольчики звенят?
Она кивнула:
— Говорили, только немножко не так…
— А кто бы ей сказал? — вступила в разговор Шерри. — Мы ведь общаемся-то с грубыми, неотесанными личностями все больше. У них комплименты знаете какие?
И презрительно фыркнула. Но тут же вспомнила об Андрее и подумала — нет, не всегда…
— А вы с такими не общайтесь, — посоветовал Дима. — Пусть друг с другом разговаривают, раз у них с русским языком плохо…
— А куда от них денешься? Работодатели. Покупатели.
Шерри чуть не добавила «содержатели», вспомнив про Бравина, но осеклась — Тоню-то это не касалось, а мало ли что мог этот Дима подумать?
— Ну, когда вы с ними общаетесь, читайте про себя стихи, чтобы их глупостей не слышать, — рассмеялся Дима. — Очень помогает!
Шерри представила себе эту картинку — как Бравин с ней разговаривает, в обычном своем стиле, продолжая при этом жевать бесконечную свою «орбитовую» жвачку без сахара, а она, Шерри, про себя повторяет, как мантру, «Наша Таня громко плачет», и ей захотелось самой и плакать и смеяться. Одно она поняла — Бравин теперь почему-то в ее жизнь не вписывался. Совсем. Рядом с Андреем. Рядом с Димой. Ну, не стоялось ему в этой компании, Бра-вину…
А она, Шерри, нормально выглядела тут, даже со своим фингалом… Как будто от общения с Андреем она взяла да изменилась. Вроде немножко, а вот, нате вам…
И ей почему-то так сильно захотелось, чтобы это все продолжалось — и Дима был с Тоней, и она была с Андреем, и чтобы все они были счастливы, счастливы, счастливы…
Телефонный звонок заставил ее очнуться — она вздрогнула. Почему-то ей пришло в голову, что это — Бравин. Как не вовремя, подумалось ей. И она хотела уже крикнуть Тоне — не подходи, но Тоня, в глазах которой метнулась тревога, уже бросилась к телефону.
— Она за Пашку беспокоится, — объяснила Диме Шерри.
Он знал.
Но — Тоня вдруг обернулась к Шерри и сказала:
— Тебя. Мужской голос.
«Право, смешно как, — думал он. — Взрослый человек. Я взрослый человек. А мои руки дрожат».
Он опасливо обернулся на закрытую дверь ванной. Звук воды успокоил его. Она не услышит. Она там, и в конце концов, их ведь уже нет. Их. Двоих. Уже давно по одному…
Он зашел в Анькину комнату.
— Па, тише, — прошептала девочка. — Ты разбудишь Мишку…
Она лежала, прижав к себе «новообретенное счастье», и сама старалась дышать как можно тише. Ее вера в существование у Мишки души была так трогательна и так заразительна, что он и сам старался ступать неслышно и сдержал дыхание, наклоняясь к дочке, чтобы поцеловать ее на ночь.
— Спокойной ночи, — прошептал он. — И хороших снов.
— А ее? — сонно спросила девочка, указывая на игрушку.
Он поймал себя на том, что улыбается невольно, глядя на добродушную морду нового Анькиного друга. «Она держала его в руках».
И — как она бросилась помогать им, смешная девочка с несчастным личиком, и — ему вдруг до боли стало обидно, что она — несчастна… «Я хотел бы сделать тебя счастливой, — подумал он. — Чтобы на дне твоих глаз плескалось не отчаяние и боль. Чтобы ты смотрела спокойно и уверенно, зная, что твоя жизнь — наполнена светом и любовью…»
А Анька уже посапывала, прижимая к себе эту Мишку, еще хранившую воспоминание о ее прикосновениях. Он осторожно дотронулся до нее и закрыл глаза, пытаясь почувствовать ее легкие пальчики, и — ему показалось, что она на самом деле коснулась его руки.
Маленькая девочка. Такая же, как Анька.
Он вздохнул.
Осторожно, стараясь не шуметь, вышел из комнаты. Посмотрел в сторону закрытой двери ванной — почти с ненавистью. «Если бы ты исчезла, — подумал он. — Просто исчезла. В конце концов, у тебя же есть любовник. Почему тебе не уйти к нему? Я же не хочу, чтобы ты умерла. Просто — чтобы ты ушла…»
И тут же ему стало стыдно, потому что — даже ее смерть не огорчила бы его, он снова лицемерил сам с собой. И эта привычка лицемерить — тоже была от этой жизни, в ее убогом, жалком мирке.
Он вспоминал сейчас все ее слова — такие старательно уверенные, схематичные, все ее интонации… И — невольно снова и снова попадал в сети ее незыблемой правоты.
И рука снова потянулась к телефону. Так к соломинке тянется утопающий, усмехнулся он.
Он помнил номер, который она дала. «Я сейчас у подружки живу, — сказала она. — Так получилось…»
Он понял, что его догадки были правильными. Она несчастна. И ему захотелось взять в свои руки ее замерзшие ладошки и нежно коснуться губами — чтобы успокоить ее…
Она ведь так была похожа на Аньку…
Он долго слушал гудки, оглядываясь на дверь, как школьник, и больше всего боялся двух вещей. Что сейчас откроется эта чертова дверь. И появится Лора. И он не успеет услышать ее голос.
И — второе, чего он боялся еще больше. Что, услышав ее голос, он ничего не скажет. Он повесит трубку…
Потому что так ведь будет лучше. Для них всех. Так будет спокойнее. Каждый останется со своим несчастьем.
Но дверь не открылась. Он услышал Лорины шаги. Она прошла мимо. И трубку наконец взяли. Чувствуя, как прерывается дыхание, он попросил позвать ее к телефону.
А потом услышал ее голос.
— Алло…
Голос был напряженный, он понял, она кого-то боится. И даже подумал, что она боится его. Точно так же, как и он. Это вечный парадокс, усмехнулся про себя невесело, про него еще Александр Степанович Грин писал — все мы жаждем чуда, но — когда оно перед нами, на обломках серого дня, засияет, готовы спрятаться… Вот и держимся за серость дня, за наше вечное несчастье…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments