Ловушка для Катрин - Жюльетта Бенцони Страница 35

Полагая, что присутствие в Париже графини де Монсальви может заставить рассерженных овернцев выйти из их убежища, Тристан Эрмит поспешил сообщить им эту новость.

Покинув гостиницу «Орел», он прямиком отправился в кабачок «Большой Стакан», рядом с Гревской площадью, где часто можно было встретить кого-нибудь из овернцев. И не ошибся.

Встреча была короткой. Несколько хорошо воспринятых советов, которые подал Тристан, были достойно обмыты, как и подобает среди дворян, и, когда он собрался уходить, все стали дружески хлопать его по спине – от Рено Рокмореля до Фабрефора. Договорились о встрече на следующее утро.

Затем Тристан отправился в изысканную резиденцию герцогов Орлеанских и увиделся с высоким лицом, на поддержку которого рассчитывал в сложившихся обстоятельствах. Он вышел через полчаса, гораздо более спокойный, и, напевая, повернул лошадь к отелю «Дикобраз».

Эти активные действия имели на следующее утро весьма серьезные последствия. Когда колокола Сент-Катрин-дю-Валдез-Эколье прозвонили девять, мэтр Ренодо спросил себя, не пора ли забаррикадировать окна и двери и приготовиться к осаде. Дело в том, что у трактира появилась группа молодых шумных дворян с румяными и загорелыми лицами.

Но речь двух блондинов-гигантов была столь же правильна, сколь безапелляционна. С легкостью, как будто это была простая корзина, Амори де Рокморель схватил Ренодо и аккуратно внес в помещение его трактира, доверительным тоном внушая немедленно предупредить госпожу де Монсальви о том, что ее эскорт готов проводить ее к коннетаблю.

В эту минуту на пороге появилась Катрин. Ее было трудно узнать: эта женщина никак не походила на измученную путешественницу.

Предупрежденная на рассвете запиской Тристана, оставленной накануне вечером, что Ришмон примет ее в обеденный час [7], она долго занималась туалетом и оделась в одно из двух платьев, привезенных в своем тощем багаже. Она слишком хорошо знала свет, чтобы допустить ошибку и явиться в жалком одеянии просительницы, только что покинувшей свою провинцию.

Во все времена удивительная красота Катрин служила ей лучшим оружием. В свои тридцать пять лет она не стала менее красивой. Катрин благословляла свое пребывание в Гранаде в доме эфиопки Фатимы Купальщицы, от нее она почерпнула строгие принципы и ценные рецепты, благодаря которым ее совершенно не пугало убегающее время.

Катрин осознавала, насколько она красива в длинном платье из черного бархата, высоко подпоясанном под грудью. Снежная горностаевая оторочка окаймляла двойной заостренный вырез, спускающийся на спине до пояса, с узкими и длинными рукавами и длинным тянущимся на три фута шлейфом.

Ее золотые косы были уложены короной. На пальце сиял изумруд королевы Иоланды, другой изумруд, только более массивный, висел у нее на груди на тонкой цепочке. Бархат обрисовывал с изумительной точностью ее грудь, плечи и руки.

Восхищенный, очарованный Ренодо отступил назад к лестнице, как перед видением. Он, без сомнения, свалился бы снова, если бы Катрин не остановила его вопросом:

– Вы не видели моего пажа?

– Молодого мессира Беранже? Нет, благородная госпожа! Я видел, как он утром выходил из дома, на рассвете, но я не видел, чтобы он возвращался.

– Где он может быть?

– Увы, мадам, я ничего не знаю. Но мне показалось, что он очень спешил…

Катрин недовольно вздохнула. Нести шлейф дамы, когда она отправляется на торжественную церемонию, входило в обязанности пажа. До сих пор это был тот род услуг, которые Катрин никогда еще не требовала от Беранже, так как в Монсальви не было нужды соблюдать внешние светские условности. Напротив, именно в тот момент, когда ей как раз понадобился ее паж, он нашел способ улизнуть не предупредив. И одному Богу было известно, когда он вернется и не потеряется ли он в этом Париже, который был ему совершенно незнаком!

Решив обойтись без спутника, чье общество она уже научилась ценить, Катрин собралась выйти к своему шумному эскорту. Ее беспокоило, как она будет выглядеть в окружении сорвавшихся с цепи дьяволов, крикливых и недовольных.

Ришмону может не понравиться этот шумный кортеж вокруг безутешной супруги. Но, с другой стороны, было очевидно, что эскорт овернцев добавит ей уверенности. Может быть, Ришмон еще несколько раз подумает, прежде чем вынудить этих людей поднять мятеж, который никому не принесет пользы.

Перед тем как покинуть комнату, Катрин прочитала длинную молитву и затем спустилась по скрипучей лестнице в зал.

Рыцари застыли в той позе, в которой находился каждый в момент появления молодой женщины: один с открытым ртом, другой с полным стаканом на полпути к губам, но все завороженные красотой этой женщины, которую декорация трактира делала еще более редкой и ослепительной.

– Я рада вас всех приветствовать, Господа, и выразить чувство признательности и большое облегчение, которое я испытываю от того, что вы явились сюда все вместе защищать мое дело…

– Ваше дело, госпожа Катрин, это наше дело! – прогремел Рено де Рокморель.

– Благодарю вас, Рено! Но кто предупредил вас о моем прибытии?

– Это длинная фламандская жердь, которая служит сторожевым псом коннетаблю, – бросил сир де Ладинас с презрением, которое не понравилось Катрин.

– Мессир Эрмит – наш давний друг, – сухо отрезала она. – Ваше присутствие здесь тому доказательство. И я хочу вам посоветовать, мессир Альбан, отзываться с уважением о человеке, который совмещает функции командующего артиллерией и прево маршалов.

– Вот еще! Артиллерия! Велика важность: бронзовые глотки, из которых ядра падают куда попало! Это не стоит и одного эскадрона…