Медный ангел - Кэтрин Полански Страница 35

Напасти всегда случаются внезапно – невозможно предвидеть их, невозможно предсказать. Минуту назад Теодор смотрел какие-то сумбурные сны – и вот он уже бежит по коридорам, по лестницам, стараясь не отставать от Жюре, и сердце наполняется смертной тоской и чувством, что ничего вернуть нельзя.

В кухне толпились слуги. Теодор рявкнул на них, и охранники быстро освободили помещение, а шевалье велел никого не впускать. Фабьен лежал на полу, и Виллеру опустился рядом с ним на колени.

Сразу стало ясно, что вызывать лекаря бесполезно. И как эти оборванцы – Теодор бросил короткий взгляд на троих связанных воров – сумели справиться с Фабьеном, не самых маленьких размеров парнем? Кровь текла и текла, на вспоротый живот Фабьена было страшно смотреть, и ничего уже нельзя поделать. Парень был в сознании. Он судорожно уцепился за руку Теодора, и радость светилась в его глазах, надежда на спасение. В своего начальника ребята верили, как в каменную стену. «Почти мой младший брат...»

– Шевалье...

– Да, мальчик, я здесь. – Его люди стояли вокруг, безмолвные. Тихо ругался один из воров. Жюре пнул его, и тот умолк. Тишина. Чистая, чуть звенящая тишина.

– Простите... Они в темноте... я споткнулся... – Он задыхался, но пытался оправдаться. Теодор улыбнулся ему.

– Все хорошо, ты ни в чем не виноват. – Белые манжеты рубашки запятнала кровь, и кровь маслянисто блестела на коже. Фабьен корчился от боли – раны в живот всегда очень мучительны, Теодор насмотрелся на войне. Ничем тут не поможешь, это он очень хорошо знал. Он также знал, что нужно делать, только не сейчас, еще мгновение, еще немного... Но каждая секунда промедления – мучение для Фабьена. И лучше, если он не будет понимать.

– Шевалье...

– Все хорошо, Фабьен, все будет хорошо. – Теодор сам не замечал, что говорит что-то, а пальцы уже вынимали из ножен кинжал. – Ты все сделал правильно.

– Мне больно... Я умру?

– Нет, Фабьен, ты просто уснешь. – Правой рукой Теодор держал руку парня, а левой – клинок за спиной. – Ты сейчас закроешь глаза и уснешь, и боли не будет. Ты ведь мне веришь?

– Да, шевалье...

– Вот и хорошо. А когда ты проснешься, мы с тобой продолжим разрабатывать руку. Все-таки ты еще очень многого не знаешь, Фабьен...

Наверное, привычные, чуть насмешливые интонации успокоили парня, потому что он всхлипнул, вытянулся и прикрыл глаза.

– Вы уверены, что это нужно сделать? – вполголоса спросил Жюре. Теодор посмотрел на него, потом на своих людей – по очереди. Они все понимали. Вопрос был риторическим, лишь затем, чтобы все четко осознали – другой дороги нет.

– Этого нельзя не сделать. Иначе агония затянется на несколько часов или даже дней. Я навидался подобных ран, лекарь не поможет.

Арман молча кивнул: он наверняка тоже многое видел за время службы. Двери были закрыты, и Виллеру знал, что никто не войдет сюда. Фабьена снова скрутила судорога, и он закричал. Крик поставил большую жирную точку в четких размышлениях Теодора.

– Мирного пути, мальчик, – прошептал он. – И да простит меня Господь.

Незаметным коротким движением Теодор прижал сонную артерию над ключицей бедного Фабьена и сделал небольшой надрез кончиком кинжала. Кровь хлынула потоком, заливая руки Виллеру...

Глаза Фабьену закрывать не пришлось, они и так были закрыты. Шевалье поднялся, с трудом удержался на ногах, выронил кинжал. Все было как в тумане. Еще несколько минут назад... Как? Почему? И зачем, Господи?.. Бессмыслица какая-то...

Надо что-то делать, надо отдавать приказы. Он оставался начальником и сейчас ему нужно занять своих людей, чтобы они не думали, а просто исполняли, что велено. Так легче.

– Жюре, заново выставить караулы. Этих мерзавцев – в подвал, я разберусь с ними завтра. Перенести Фабьена в комнату, где его переоденут и омоют, предоставьте это женщинам. Пусть здесь все уберут. Когда все закончите, оповестите меня. Я буду... – Он не знал, где будет. Нужно хоть немного побыть одному. – Найдете меня и доложите.

Привычный ритм приказов встряхнул людей; теперь у них появилось дело, а когда они все выполнят, Теодор придумает, чем еще занять их и себя. Нужно сообщить хозяйке замка о трагедии на кухне. Да, не с такими вестями он хотел к ней сегодня прийти...

Он поднял кинжал, распахнул дверь и вышел, и толпившиеся в коридоре слуги отпрянули – Виллеру был весь в крови. По коридору уже спешила Камилла. Ну конечно же, как он не сообразил, наверняка к ней кинулись с докладом...

– Теодор, что здесь... О господи! – Она ахнула, бросилась к нему, вцепилась. – Вы ранены?

– Со мной все в порядке. – Виллеру чуть отстранил ее. – Осторожнее, вы испачкаетесь.

– Я слышала какой-то шум...

Нет, похоже, сейчас не удастся побыть в одиночестве. На Теодора навалилось вязкое безразличие.

– Идемте отсюда, незачем вам это видеть. Я все объясню.

Он увел Камиллу из коридора. Нужно идти наверх, сменить рубашку и брюки, смыть кровь, но шевалье шагнул к дверям, ведущим в сад. Камилла, не задавая вопросов, последовала за ним.

Ночь выдалась ветреная, но достаточно ясная. По небу летели клочья облаков, сияли звезды. Было холодно, но Теодор почти не замечал этого. Не выпуская руки Камиллы, он шел по уже ставшим привычными дорожкам, в глубь сада, к мраморному ангелу.

Скульптура белела во тьме. Виллеру остановился, прислонился спиной к пьедесталу.

– Может быть, теперь ты расскажешь мне, что случилось? – тихо спросила Камилла.

Теодор рассказал – коротко, внятно, безразлично. К чести ее, госпожа де Ларди не стала охать, сыпать обычными фразами, которые говорят в подобных случаях. Она молча и крепко обняла его, совершенно не заботясь о платье.

Они простояли так несколько минут молча. И Теодор с удивлением понял, что это лучше одиночества. Гораздо легче, когда твое горе разделяют. Ему и раньше приходилось терять людей, но не так глупо, не на кухне прекрасного замка Жируар...

Виллеру заметил, что Камилла дрожит.

– Вернемся в дом. Ты замерзла. И мне нельзя уходить надолго. Мои люди растеряны.

– Да, конечно. Теодор...

– Камилла, – тихо сказал он, – все потом. Она кивнула.

Когда последние звуки в доме затихли, уже под утро, Теодор пришел в свою комнату и опустился на колени перед распятием, но сегодня ему нечего было сказать Всевышнему и спрашивать уже ничего не хотелось, потому что ответ известен: такова жизнь, так бывает. Просто и безжалостно – так бывает.

Но, когда уцепиться не за что, цепляешься за привычное – и губы послушно зашевелились:

– Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть им светит... Господи, помилуй... Христос, помилуй...

Тишина.

– Вечный свет даруй им, Господи, с твоими святыми навеки, потому что ты милосердный. Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть им светит...