Мужчины не плачут - Татьяна Корсакова Страница 35

Тот памятный день не стал исключением. В тот день команда завода победила, и особенно отличился молодой сотрудник финансового отдела Иван Серебряный. За хорошую игру он удостоился высочайшего рукопожатия.

— Ай, молодец! Орел! — Воронов похлопал его по плечу, скользнул взглядом по шрамам на левой руке. — Чувствуется школа!

— Да, — Серебряный широко улыбнулся. — На базе мне повезло с учителями. Может, помните, Эдуард Владимирович, было такое учебное заведение восемь лет назад? Тут, неподалеку…

Еще бы тот не помнил! По испуганному взгляду, по смертельной бледности, по дрожи в руке было видно — Воронов тоже ничего не забыл. Может, ему тоже снятся по ночам волкодавы?..

— Что-то такое припоминаю. — Надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки.

— А у меня остались неизгладимые воспоминания. — Серебряный многозначительно покосился на свои шрамы.

— Молодой человек… к сожалению, не знаю, как вас зовут…

— Иван.

— Знаете что, Иван? А давайте-ка мы с вами побеседуем в более приватной обстановке. — Воронов вымученно улыбнулся. — Расскажите старику, чем сейчас живет молодежь. Данилыч! — Он кивнул директору спорткомплекса. — Проводи-ка нас в свой кабинет и проследи, чтобы никто не беспокоил…

— Что тебе нужно? — спросил Воронов, как только они остались одни.

— Компенсация. — Серебряный вежливо улыбнулся.

— Что именно: деньги, власть?

— Все: и деньги, и власть.

— А если я не соглашусь? Что тогда? — Дрожащей рукой Воронов плеснул себе водки.

— Если не согласитесь? — Серебряный равнодушно пожал плечами. — Даже не знаю, что вам ответить. Вы помните Гориллу?

Воронов так и не донес стопку до рта, зашелся нервным кашлем, пролил водку на пиджак.

— Да не волнуйтесь вы так, Эдуард Владимирович, — усмехнулся Серебряный. — Это я так, на самый крайний случай. Есть ведь еще досье на вас, увесистая такая папочка. Досье можно обнародовать. — Он блефовал, но блефовал талантливо. Мила могла бы им гордиться.

— Не надо так шутить, юноша, — прохрипел Воронов.

— А я и не шучу.

— Десять тысяч.

— Нет.

— Двадцать. Ты же сказал, что тебе нужны деньги.

— Мне нужна возможность зарабатывать деньги. Большие деньги, — уточнил Серебряный.

— В нашей стране заработать большие деньги невозможно.

— Все меняется….

Серебряный как в воду глядел, когда говорил, что все меняется. После 1992-го страна изменилась, и, когда эти перемены начались, он оказался в нужное время и в нужном месте. Он сделал первый шаг по пути от бесправного сироты к олигарху…

Стриж был с ним. Пока Серебряный строил свою империю, он получал образование. Когда Серебряному стало тесно в Сибири и он обратил свой взгляд на Москву, Стриж уже был дипломированным юристом, по мнению Серебряного, достаточно грамотным, чтобы возглавить его юридический отдел. В 2007 году на Лондонской выставке технических достижений России они встретили Егора.

Он тоже проделал немалый путь. Ему хватило силы воли не сломаться, не утонуть в бурлящем потоке перемен. К моменту их встречи Егор был коммерческим директором небольшой, но перспективной строительной компании. И еще, он единственный из них оказался женат. Его жену звали Ликой. Она была трогательно молода и потрясающе красива. В 2007 году после череды переговоров и бессонных ночей родился холдинг «Трио».

* * *

Маша вернулась домой полумертвая от усталости.

— Ну как? — с порога спросила баба Тоня.

— Все хорошо, — она сбросила туфли, потерла отекшие за день лодыжки.

— Мама! — В прихожую выбежал Ванька. Следом, зевая, вышел Тайсон.

— Привет, цветочек! — она поцеловала сына в щечку. — Ты слушался бабушку?

— Слушался, как же! — проворчала баба Тоня. — Неслух! Ладно, Машка, нечего на пороге стоять. Иди на кухню, я картошки нажарила, ужинать будем.

— Я сейчас. — Маша переоделась, вымыла руки. Все это время Ванька и Тай ходили за ней хвостом.

— Ну, рассказывай! — велела баба Тоня, ставя перед ней тарелку.

— Да особо и рассказывать-то нечего, — Маша с вожделением посмотрела на картошку, в животе заурчало.

— Как это? Первый день на работе — и никаких впечатлений?! — не унималась баба Тоня.

— Устала с непривычки, — пожаловалась Маша. — Слишком много новой информации, и босс этот…

— А что босс? Обижает?

— Я пока не поняла. Может, у него манера такая…

— Ишь, манера такая! — возмутилась баба Тоня. — Где он манер-то таких набрался? Капиталист хренов! А хочешь, Машка, я завтра к нему схожу? Я ему покажу манеры, козлу бородатому!

Маша представила бабу Тоню в кабинете князя Серебряного и покачала головой.

— Что, не хочешь? — огорчилась старушка.

— Как-нибудь в другой раз.

— Ну смотри, а то я ему роги быстро пообломаю, козлу этому бородатому!

— Да не похож он на козла, и бороды у него нет, — улыбнулась Маша.

— Неважно! — Баба Тоня вошла в раж. — Что ж он тебя, ирод, каждый день теперь туркать будет?!

— Да не туркает он меня. Все хорошо. Просто устала я с непривычки и есть хочу.

— Ну так ешь! Чего сидишь — лясы точишь?! Картошка вон остыла совсем.

Пряча улыбку, Маша приступила наконец к ужину. Смешная она, баба Тоня. Смешная и непоследовательная. Сама же отвлекала расспросами…

— Иди дите спать укладывай, — сказала после ужина баба Тоня, — Тайсона я сама выгуляю. Отдыхай уж, горемычная.

Укладывая Ваньку спать, Маша и не заметила, как уснула. Прямо в одежде, даже душ не успев принять.

Утро началось с надрывного дребезжания будильника. Маша вскочила на ноги, сонно потрясла головой, побрела в ванную. Пять минут она нежилась под горячими струями, потом, собрав волю в кулак, открыла холодную воду. Ничто не тонизирует лучше холодной воды!

Из ванной Маша вышла бодрой и окончательно проснувшейся. На кухне ее уже ждал готовый завтрак и, как всегда, энергичная баба Тоня. Есть не хотелось, но, вспомнив вчерашние завывания своего голодного желудка, Маша себя заставила. Она через силу проглотила овсянку, запила ее кофе и сорвалась с места.

— Тай, гулять!

Тайсона не нужно было звать дважды — он уже сидел у двери с поводком в зубах.

— Извини, друг, утренний моцион у нас теперь будет проходить по сокращенной программе, — сказала она виновато.

Тай жалобно тявкнул.

— А в субботу пойдем в парк, — поспешила она загладить свою вину. — Я тебе палку побросаю… и вообще, будешь гулять сколько захочешь.