Когда ты станешь моей 2.Обнуляй - Мария Высоцкая Страница 35

Сидит, смотрит слишком пристально, но при этом в глазах пляшут черти. В нем горит огонь. Он ведет себя как хозяин жизни, не спрашивая, не заморачиваясь, не испытывая стыда и неудобства. Ему ровно. Все происходящее для него почти что норма.

- Я тебе так неприятен?

- Нет, но без твоего присутствия здесь мне было комфортнее.

- Хорошо.

Саша поднимается, огибает стол и замирает за моей спиной. Стискивает плечи, притягивая к себе, вынуждая плотно прижаться к его груди. В горле встает ком, обхватываю себя руками, как бы защищаясь.

- Получается, тогда ты все же хотела начать все сначала, - утверждает, касаясь пальцами моей шеи, а после запускает их в волосы.

- Теперь это не имеет значения, - хочу шагнуть вперед, но он не позволяет.

- Теперь это имеет особое значение. Мне искренне жаль, - шепчет.

Ежусь, испытывая дискомфорт от разбегающихся по телу мурашек.

- Не трогай меня, пожалуйста, - все же выворачиваюсь из его объятий, - ты для меня сейчас чужой человек, все эти прикосновения кажутся мне странными.

Доронин запрокидывает голову. Улыбается. Я слышу тихий смешок. Вскоре его глаза устремляются к моему лицу, долго и пристально смотрят, спускаются ниже.

- Понял, не дурак. Поесть что-нибудь предложишь?

- Нет.

- Ладно, - пожимает плечами и, скинув куртку на стул, идет к холодильнику.

Достает хлеб, красную рыбу, щелкает кнопку на чайнике, и тот начинает тихо шуметь. Режет семгу, укладывая толстые куски на хлеб, кладет в чашку пять ложек сахара.

Я стою на месте, смотрю на происходящее, и мне хочется его стукнуть. Мне кажется, что сейчас я испытываю ощущение, подобные тем, которые были почти двадцать лет назад. Тогда мне так же хотелось его чем-нибудь хорошенько огреть за своеволие и наглость.

- Сядь, - откладываю бутерброды в сторону и достаю из холодильника сырную запеканку. Все эти дни я только и делала, что готовила по различным рецептам, параллельно смотря сериалы.

- Так бы сразу, - моет руки, вытирая их бумажным полотенцем. – Присоединишься?

- Не ем на ночь, - засовываю тарелку в микроволновку на одну минуту.

- Как дела на работе?

- Лучше не придумаешь, - ставлю перед ним разогретый ужин, - если учитывать, что я бездельничаю здесь пятый день.

- Ну это меры предосторожности, Мариш.

- Ешь и уезжай.

- Значит, теперь мы с тобой не можем даже просто, нормально общаться? Как друзья.

- Можем, наверное. Но я…

- Зачем ты перечисляешь все на благотворительность? У тебя на бензин денег нет. Что за глупость?

- Человеку, который помешался на деньгах, не понять, - говорю отрывисто, возможно даже грубо.

- Это я, что ли, помешался? – спрашивает глумливо, глаза же остаются серьезными.

- Уже давно, Саш. И если по молодости и наивности я этого не понимала, то теперь могу сказать тебе это прямо. Если бы не твой азарт, жажда денег и «гонки на выживание», все было бы иначе.

- То есть я во всем виноват?

- Почти во всем.

- Интересно, - откладывает вилку в сторону. - Ты сама ушла. Я хотел быть рядом.

- И именно поэтому изменил.

- После развода.

- И ты думаешь, я в это поверю?

- Ты знаешь, что-то, чего не знаю я? – прищуривается, прощупывая почву.

- Я догадываюсь, Доронин. Когда я лежала в больнице, где ты был? Пил? Только пил ли? А может, развлекался с Мартыновой? Или же это было еще раньше? Через пару недель после операции…

- И давно ты в курсе? – прищуривается.

- Ровно пару секунд, - улыбаюсь, - это было всего лишь предположение.

- Ты бы все равно ушла, потому что решила. Я всегда уважал твои решения и делал все возможное, чтобы у тебя было все, чего ты хотела.

- Я знаю, - прячу взгляд. Губы дрожат, а в голове куча ужасных воспоминаний. - Я так много об этом думала, о своих решениях, желаниях… Ты всегда мне потакал, по крайней мере старался. Возможно, будь я не такой разбалованной, - запинаюсь, чувствуя, как по щекам катятся слезы, - извини.

Срываюсь с места, закрываясь в ванной. Долго смотрю на себя в зеркало и плачу. Всматриваюсь в красные глаза, растираю по лицу слезы и не могу успокоиться. А что, если бы он на самом деле не позволил мне тогда забеременеть? Все бы могло быть иначе? Могло бы? Прошло столько времени, и уже сложно разобраться в правде. Сложно сосредоточиться, не винить себя или кого-то еще. Шрамы давно зарубцевались, но воспоминания, они никуда не делись, они все еще во мне. Продолжают жить в моей голове.

- Марин?

Саша стучит в дверь, я же прижимаюсь к ней спиной и сползаю на пол.

- Все нормально? Открой дверь.

Молчу. Тогда Доронин несколько раз дергает ручку, угрожая тем, что вышибет дверь.

- Все хорошо. Я сейчас, - шмыгаю носом и, упираясь ладонями в раковину, поднимаюсь на ноги. Умываюсь, вытирая лицо розовым махровым полотенцем. Щелкаю шпингалетом и выхожу из своего укрытия. Сашка стоит у окна, курит. Упираюсь глазами в его спину и, сделав пару шагов, присаживаюсь на стул. Стряхиваю со стола несуществующие крошки и, заправив за ухо прядь, задаю вопрос:

- Ты винил меня в случившемся?

Доронин отрицательно качает головой и уточняет:

- Только в том, что ты ушла.

Смотрю на свои пальцы, улыбаюсь, чтобы не расплакаться. По сути, мы же никогда обо всем этом не говорили. Прошло столько лет, утекли миллионы кубометров воды, но мы до сих пор были не в силах поднять эту тему.

«А я винила, - вопит внутренний голос. - Сначала тебя, во всем, абсолютно. Потом себя. Долго, мучительно. А теперь, теперь мне кажется, что так сложились обстоятельства». Ужасно так думать, но, возможно, это было дано нам для того, чтобы что-то понять…

- Ты делал много ужасных вещей, - говорю вслух, - я не знаю даже самую малость и могу лишь догадываться. Деньги, которые приходят на мой счет… я очень долгое время их опасалась, боялась методов, которыми они к тебе пришли. А потом поняла, что я все равно не смогу ничего изменить, зато они могут помочь тем, кто в них реально нуждается. Поэтому это вовсе не глупо. Я не бедствую, да, иногда бывают небольшие проколы, но это разовые ситуации.