Как опасно быть женой - Дебра Кент Страница 35

После трех безумных и очень веселых занятий с Кэндис Уэстфол я готова к дебюту в “Рок-амбаре”. Я умудрилась скрыть это от мужа и детей, хотя разослала электронные приглашения практически по всей своей адресной книге. Идея разрекламировать мое выступление принадлежит Кэндис. “Предъяви себя миру, – настояла она. – Пусть люди увидят настоящую Джулию Флэнеган”.

Она посоветовала одеться красиво, но так, чтобы меня ничто не стесняло, поэтому туфли на шпильках, безрукавки и вообще все облегающее исключалось. Перемерив всю одежду во всех возможных сочетаниях, я в конце концов выбрала чуть расклешенную черную юбку и любимую темно-синюю рубашку из трикотажного шелка. “Ванессу” Кэндис надевать запретила: “На сцену должна выйти настоящая Джулия”.

По идее мне сейчас надо собирать материалы для культурологической выставки истории человеческого пениса. Но я нашла только фасцинум – муляж эрегированного члена, который носили мальчики Древнего Рима как символ своей потенции, плюс кое-что по сигарам (Фрейд, Граучо Маркс, Билл Клинтон) и решила свалить работу на аспирантов, чтобы полностью сосредоточиться на пении.

Благодаря моей бесстыдной саморекламе “Рок-амбар” забит. Все мои друзья здесь – а ведь завтра рабочий день. Пляжные прелестницы застолбили столик у самой сцены. А вот и сотрудники Бентли (кроме Лесли, та не в состоянии терпеть в свете рампы никого, кроме себя, даже из вежливости). Я вижу учительницу Джейка с женихом, Карен и Брэда, лапающих друг друга за столиком в глубине зала, своего зубного врача, домработницу, тренера по аэробике и, разумеется, Кэндис, которая задумчиво и одиноко сидит с бокалом вина на верхней галерее.

Я стою у бара, пью мелкими глотками холодную воду и дышу, как учила Кэндис: размеренно, глубоко, вдох – выдох. У меня то и дело схватывает живот, я успела дважды побывать в туалете. Стараюсь дышать глубже, потом вовсе задерживаю дыхание, и тут же начинает кружиться голова. Все шло хорошо – так, приятное волнение, – пока я вдруг не осознала, что рискую страшно опозориться. Что, если я забуду слова? Пущу петуха? Упаду в обморок? Запою не в той тональности, сфальшивлю, споткнусь, поднимаясь на сцену по шаткой дощатой лестнице? Вдруг меня начнет тошнить или вообще вырвет и я захлебнусь?

Ничего подобного не произошло. Все было гораздо хуже.

Около десяти вечера подошла моя очередь. До того я, с перебоями в сердце, в холодном поту, пережила пять выступлений. Беззубый семидесятилетний старикашка, игравший блюграсс на банджо. Немолодая домохозяйка с внешностью налогового бухгалтера и голосом Ареты Франклин. Гнусавый парень, весь в пирсинге, терзавший классическую гитару. Затем неряшливого вида барабанщик пятнадцать минут изображал Бадди Рича, а после страстная и начисто лишенная слуха Мейми Джин О’Генри пела блюз. Эдит Берри, хвала небесам, осталась дома с желудочным гриппом.

Наконец Джо Паттерсон берет в руки программку и подмигивает мне.

– А сейчас, леди и джентльмены, перед нами выступит особенная гостья! Это ее дебют в нашем “Рок-амбаре”. Приветствуем: Джу-у-улия Флэ-энеган!

Бешеные аплодисменты от столика пляжных прелестниц. Я с неизвестно откуда взявшейся уверенностью иду к сцене, но вижу лицо Майкла и понимаю, что просчиталась. Он снимает саксофон, прислоняет его к усилителю и говорит Фрэнку:

– Я пока посижу. – И, повернувшись ко мне, шепотом: – Удачи, Джулс.

Не понимаю, почему он ушел со сцены, думать об этом некогда. Нужно петь. Я поворачиваюсь к Кертису и шепчу:

– “Задор пропал”. Ре минор.

– Лады, детка, – подмигивает он, берет первый аккорд, второй, третий.

Я закрываю глаза и просто дышу. После двенадцатого аккорда шагаю к микрофону и начинаю петь свою песню, чувствуя каждое слово каждой клеткой тела, как учила Кэндис. И тут замечаю Эвана, привалившегося к стойке бара. Он поднимает бутылку с пивом, улыбается, и я, не слыша его голоса из-за одобрительных воплей и аплодисментов, читаю по губам: “Отпад”.