Вкус свежей малины - Изабелла Сова Страница 34

– Сколько лет?

– Семнадцать.

– Желтухой или сальмонеллой болела?

– Нет, – пискнула я.

– Громче.

– Нет!!!

– Медицинская книжка есть?

– Да!!!

– Почему хочешь работать на мясе?

– Потому что работа это интересная и позволяет общаться с простыми людьми. И еще… Хочу проникнуть в тайники производства консервов.

– Какие тайники? Здесь нельзя фотографировать.

– Тайники… – Я проглотила слюну. – Хочу увидеть, что действительно кладут в банки, потому что знакомый говорил, будто одни молотые копыта да хвосты.

– Твой знакомый сам хвост. К семи встанешь и доедешь?

– Встану и доеду.

– Ну, так вставай и приезжай в следующий понедельник. Но перед приходом обстричь ногти и заколоть волосы. Следующая!!!

Ничего не соображая, я поднялась в 6.00. Кое-как почистила зубы, завязала волосы в хвостик и на работу. Там мне вручили резиновые сапоги сорок второго размера, передник XXL, а также платок на голову. А в руки влажную тряпку.

– Садись за конвейер и вытирай крышки у банок.

В пять минут восьмого конвейер двинулся. Я едва успевала.

– Почему все банки такие грязные? – спросила я у соседки, приземистой краснорожей бабищи лет сорока.

– Так когда их наполняют, бывает, чего и прольется и замажет. Вон паштет засох. А туточки фарш.

– А не лучше ли вымыть из какого-нибудь шланга, чем растирать грязной тряпкой?

– Не, гляньте на нее, реформы она собирается проводить на нашем комбинате, – возмутились простые люди. – И часу не проработала, а уже все ей не нравится.

– Нравится, нравится, – уверила я их. – Все классно.

– Ну так работай и не болтай языком. А то вон банки грязные сходят.

Я едва выдержала до обеда в комбинатской столовке. На выбор там были суп с требухой и суп овощной: в мутной мясной взвеси несколько ломтиков картофеля. Я взяла овощной. Хоть название аппетитное.

В тринадцать опять на конвейер. Я выдержала еще два часа и домой. Первым делом душ, потому что от меня на километр воняло прогорклым паштетом. Шмотки в стиральную машину и спать – хотя бы полчасика. Через три дня я уже действовала, как робот. Два движения тряпкой – и следующая банка, два – и следующая. Но прежде чем я засыпала, перед глазами у меня ползла лента конвейера, уставленная консервными банками.

В конце недели меня перебросили на производство шинки. Все-таки какое-то разнообразие. Температура, близкая к нулю, чтобы мясо не портилось. Я уже начала притоптывать ногами.

– Сейчас согреешься. Тут работают аккордно, на американца, – объяснил мне некто вроде надсмотрщика. – Пошли покажу.

Ну и показал. Первым делом банка. Кладешь внутрь пленку. Потом берешь шматок мяса из целой горы таких же шматков. Посыпаешь желатином и таинственной консервирующей смесью. Старательно заворачиваешь пленку. Кладешь крышку и – к пломбирующей машине. Следующая банка, пленка, шматок, желатин, крышка и – к машине. Я выдержала три дня, после чего попросилась обратно на конвейер. Меня перевели, но я все равно успела отморозить руки. Прошли еще четыре дня, и наступил четвертый – пятница. Меня словно что-то утром толкнуло внутри, и я вместо кедов надела турецкие кроссовки, твердые, как бараньи черепа. Я стояла у окна и в качестве смены рода деятельности перекладывала консервы на автопогрузчик. Я успела уложить 942 банки, когда один из практикантов весь этот груз опустил мне на левую ногу. Прошло несколько секунд, прежде чем я сообразила, что придавило мою ногу. Я заорала, а запаниковавший практикант потерял еще несколько секунд, поднимая платформу с банками. Меня оттащили к врачу. Все обошлось ушибом и гематомой. Только турецким кроссовкам я обязана тем, что моя левая нога не превратилась в блюдо для пиццы метрового диаметра.

За те десять дней я заработала на визит к косметичке и на модный купальник с рынка. От работы на мясокомбинате мне остались несколько воспоминаний да отвращение к паштетам.

А что останется мне после будущей моей работы, если только я вообще что-то найду?

24.06. Сегодня светоянская ночь ^[12], а у меня по-прежнему ничего. Уже даже и не звонят. Пожалуй, схожу к гадалке. Сейчас позвоню Эве, может, присоединится ко мне.

– Сколько она берет? – Ишь какая практичная.

– Двадцать злотых за вопрос.

– А не лучше ли поехать к твоей бабушке? Билет в оба конца как раз и обойдется в двадцатку.

– К бабушке мы всегда можем съездить, а это супергадалка. Принимает только раз в месяц.

– Вечно ты бросаешься на все новое. Откуда ты знаешь, что ее предсказания сбываются?

– Я этого не знаю.

– Вот видишь. А у твоей бабушки всегда сбываются.

– Но у бабушки это займет целый вечер, а я хотела бы посмотреть, как пускают венки, и фейерверк увидеть.

– А знаешь что, – оживилась Эва. – Давай позвоним ей. После шести вечера это обойдется не больше, чем в двадцать злотых. А если не сбудется, то через месяц отправимся к твоей супергадалке. Ну как?

– Действительно, надо же пользоваться достижениями техники. Ты когда придешь?

– Как только прекратится дождь. Я потеряла зонтик. В этом году уже третий.

– Хорошо, жду.

Эва пришла в самом начале восьмого. Мокрая, хоть выжимай.

– Ну и лето! Льет с самого утра. Дай какое-нибудь полотенце.

– Я уж думала, ты не придешь. Выпьешь чего-нибудь горячего?

– И с двойной порцией рома. Ну что, звоним?

Эва допила чай, а я набрала номер.

– Малинка! Ты дома? В светоянскую ночь? Правда, льет как из ведра, но в твоем возрасте дождь не страшен.

– Мы как раз сейчас выходим, бабушка. Только понимаешь, – я умолкла в нерешительности, – у нас просьба. Можно, я без обиняков?

– Даже нужно, деточка. Сейчас сюда придут Хеня с Иреком. Погадать.

– Мы тоже на этот предмет.

– Хотите приехать? – обрадовалась бабушка. – Я покажу вам новый подсвечник из Израиля. Очень оригинальный.

– Да нет, – смутилась я. – Мы хотели бы еще сходить на Вислу, посмотреть фейерверк.

– Правильно. А как же с гаданием?