Скандальный портрет - Энни Берроуз Страница 34

Нейтан был несколько обескуражен, но испытал облегчение, когда Эми решила подшутить над хозяевами. И теперь, когда над ними уже не висела опасность, что люди, которые до сих пор поддерживали связь с миром его отца, узнают, кто она такая, он признавал, что мог бы считать ее представление весьма увлекательным, если бы не был парализован страхом из-за того, что так глупо подставил ее под удар.

Вся сцена напомнила ему о едком чувстве юмора, присущем Эми десять лет назад. Проницательные и остроумные замечания, которые она делала в адрес окружающих людей, так точно совпадали с его собственными впечатлениями, что Нейтан чувствовал себя так, словно обрел идеального товарища.

А ее слова о том, что здесь, во Франции, она могла быть тем, кем хотела, заслуживали особого внимания.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь об атмосфере Парижа, — согласился он. — В тот самый миг, когда я приехал сюда, что-то в поведении людей заставило меня почувствовать, что начинается новая жизнь. Как будто я могу начисто вытереть доску и писать на ней заново. А может быть, понять, какой я на самом деле… да, это более точно. Потому что ни для кого из них я не представлял особого интереса только из-за того, кто мой отец. — Нейтан бросил мрачный взгляд в сторону двери, где Вильсоны любезничали с очередными гостями.

Эмитист проследила за его взглядом.

— Собственно говоря, учитывая нелюбовь французов ко всем, кто имеет отношение к аристократии, они восприняли бы это как недостаток.

— И это совсем не… не испугало тебя?

— Нет. Революция закончилась. Они перестали казнить людей только из-за их происхождения.

— И все же я иногда чувствую какую-то тревогу, — сказала Эмитист. — Какое-то напряжение в воздухе, как перед грозой. И потом, здесь кругом солдаты. Они болтаются кучками без дела и выглядят нищими и голодными.

— Это правда. Что ж, их трудно винить в этом, не так ли? Они узнали вкус власти. Они сбросили прогнивший режим и годами выковывали военную империю. Теперь им нелегко вернуться к той жизни, которую они вели раньше, если это все, что могут предложить им Бурбоны.

— Как ты думаешь, что будет дальше?

Нейтан усмехнулся:

— Кто знает? Здесь у каждого свое мнение о том, что будет с их страной, начиная с самого последнего уличного торговца и кончая свергнутыми аристократами, которые стекаются назад, требуя возвращения своих поместий. И никто из них не боится говорить открыто. Здесь никто не хочет принимать статус-кво. Все чувствуют в себе силу изменить решительно все. Это так… бодрит.

— Пожалуй… ты прав.

— Для меня это так. Здесь больше нет ничего незыблемого. Кроме того, парижанам нет дела до того, что я устроил в Лондоне такой скандал, что ни одна политическая партия больше не желает, чтобы я представлял ее. Это дает мне ощущение, что прошлое осталось в прошлом. Что с ним покончено. Я освободился от фамильных ожиданий, от своей репутации, от всего. Как если бы мне дали чистый лист бумаги, и все, что я нарисую на нем, теперь зависит только от меня.

Новая жизнь. Да. Эмитист понимала, почему Нейтану так хотелось этого, после всего того грязного месива, в которое он превратил свою политическую карьеру. И разве не ради этого она сама уехала из Стентон-Бассета? Чтобы получить шанс освободиться от того, что ждут от тебя другие, от обязательств, тяжким грузом тянущих вниз?

— Вопрос лишь в том, — сказала она, нахмурив брови, — что с тех пор, как я приехала в Париж, меня стали принимать за женщину легкого поведения. Как ты думаешь, — она бросила на Нейтана озорной взгляд из-под ресниц, — что бы это значило?

— Я думаю, это значит, — ответил он, аккуратно поставив свой пустой бокал на соседний столик, — что настало время проявить свои возможности.

— Неужели?

— Определенно. — Он взял Эмитист за руку и повел ее к ближайшему выходу. — Раз уж ты решила играть роль моей chere amie, — быстро шепнул он ей на ухо, — то пора немного попрактиковаться.

— Значит ли это то, о чем я думаю?

— Да, — твердо ответил Нейтан. — Мы едем ко мне. Я показаль тебе самый важный человек и всех этих влиятельных людей. Теперь ты дольжен отплатить мне за этот удовольствий, — произнес он, насмешливо копируя ее ужасный французский акцент.

— О, — вздохнула она, — какой ты твердый наставник.

— Вот именно что твердый, — согласился Нейтан. — И мои бриджи уже не в состоянии этого скрыть.

Эмитист вспыхнула. А потом начала смеяться. И всю дорогу, пока они проталкивались назад сквозь толпу гостей, поднимавшихся по лестнице, она продолжала смеяться.