Завет, или Странник из Галилеи - Нино Риччи Страница 34

Когда Иешуа пришлось обращаться к собранию куда более многочисленному, та удивительная атмосфера оказалась утраченной навсегда. Исчезла особая доверительность, ведь мы не могли быть уверенными в намерениях каждого из огромной массы собравшихся. Случайно долетавшие до нас разговоры и суждения, к сожалению, свидетельствовали о том, что среди многих слушавших Иешуа очень мало было услышавших его. Кто-то попросту не понимал Иешуа, кто-то видел в нем бунтовщика и опасался возможных последствий. Другие считали Иешуа шарлатаном-ловкачом и относились ко всему сказанному им с подозрением: где и в чем на этот раз их опять надули. Все они были привлечены редким обаянием Иешуа, тем, как убедительно и в то же время просто он мог говорить, но мало кто осмеливался открыто назвать себя его последователем. Были еще те, кто называл себя последователями пророка Иоанана, они уверяли, что Иешуа отпал от учения пророка и не может теперь называться его учеником. Причина, вероятно, была в том, что в отличие от Иоанана, говорившего о раскаянии и о гневе Божьем так, как об этом учили пророки в древние времена, Иешуа проповедовал, что Бог есть любовь. До нас даже дошли слухи, что, желая разрешить сомнения, один из последователей Иоанана посетил пророка в тюрьме, чтобы узнать его мнение о Иешуа. На что тот сказал:

— Я не повторяю слов своих учителей, я учу так, как учу. Почему бы тогда и Иешуа не делать того же — не учить так, как учит Иешуа?

Но слова эти только усугубили раскол, так как одни восприняли высказывание Иоанана как поддержку Иешуа, а другие — как порицание.

Когда мы были в Арбеле, произошел очень запомнившийся мне случай. Неподалеку от города находится колония прокаженных, и один из больных, сбежав из нее, пришел послушать Иешуа, проповедовавшего у городских ворот. Когда люди заметили прокаженного, поднялся дикий крик, кто-то схватился за палки, собираясь как следует отдубасить несчастного за то, что тот не предупредил о своем приближении. Иешуа же, сделав знак толпе, призывая всех утихнуть, спокойно обратился к прокаженному с вопросом, что привело его сюда.

— Я слышал, — сказал он, — что в наших краях появился святой, я бы хотел спросить у него, как мне очиститься.

— Оставь это на усмотрение Бога, — донеслось из толпы.

Но Иешуа, ко всеобщему удивлению, подошел к мужчине и откинул капюшон, скрывавший его лицо. Оно было воспалено и покрыто язвами, из которых сочился гной.

— Моя семья умирает с голоду, пока я гнию здесь заживо, — сказал прокаженный.

Всех удивил ответ Иешуа, который сказал:

— Я помогу тебе.

Он вернулся в колонию вместе с прокаженным, толпа следовала за ним, любопытствуя, что будет дальше. У ворот лепрозория стояла охрана из людей Ирода, которые, вероятно, приняли Иешуа за священника, так как пропустили его, ничего не спросив и нимало не смутившись, что возвращающийся больной некоторое время назад благополучно сбежал из-под их охраны. Мы же все были изумлены тем, с какой легкостью Иешуа подвергал себя опасности осквернения. Одни — его сторонники — были уверены в нем и понимали, что он знает, на что идет. Другие, видевшие Иешуа всего лишь раз или два, считали, что тот демонстрирует всем свой авантюризм и безрассудство. Прошел час, затем второй, толпа начала потихоньку таять, пока наконец не остались только мы, его близкие.

Солнце совсем уже село, когда появился Иешуа. Арам, двоюродный брат Фомы из Киннерета, сказал:

— Ты потерял столько людей из-за одного прокаженного.

— Я нашел в прокаженном сторонника, — ответил Иешуа, — а в толпе я не нашел бы никого.

— Но он болен проказой. Ты осквернился, общаясь с ним.

— Что лучше: остаться чистым или оскверниться, но помочь человеку, который нуждается в помощи? — спросил Иешуа, и Арам не нашелся, что ответить ему.

Иешуа после посещения лепрозория вымылся самым тщательным образом и, как предписывает Закон, оставался в уединении до утра следующего дня. Мы ни о чем не расспрашивали его — ни о самом больном, ни о том, какая помощь ему оказана. Впрочем, все были уверены, что Иешуа просто усердно помолился за него. Однако через несколько дней у дома Шимона появился человек и попросил позвать Иешуа. Мы все в то время находились в доме и были чрезвычайно удивлены, узнав в подошедшем прежнего прокаженного: теперь этот человек был совершенно здоров.

Вышел Иешуа и обратился к нему:

— Иди в Тверию, найди там священника и скажи, что по Закону ты теперь чист. Но только не говори никому, кто вылечил тебя.

Те, кто был в это время с Иешуа, пережили суеверный трепет, — еще несколько дней назад все мы видели человека, покрытого ужасными язвами, теперь он был совершенно здоров. Как будто чья-то незримая рука стерла болячки и гной с его лица. Если бы я не видела происшедшего своими глазами, я бы никогда не поверила чьим-нибудь рассказам.

Арам прошептал, что все это очень похоже на колдовство. Иешуа услышал его и сказал, что колдовство всегда связано с дьяволом, значит, оно делает человеку хуже. Здесь больной выздоровел, то есть ему стало лучше, зачем приписывать такую работу дьяволу, скорее уж тут проявление воли Божьей.

Мы долго не решались заговорить об удивительном исцелении, отчасти из-за того, что все еще немного побаивались, а отчасти потому, что помнили, как Иешуа просил выздоровевшего больного никому ничего не рассказывать. Но тот и не думал держать язык за зубами. И совсем скоро люди стали приходить к дому Шимона, прося, чтобы Иешуа полечил их. Первой пришла женщина, чей ребенок заболел. Иешуа попытался избежать встречи, попросив Шимона отвести его на озеро через заднюю дверь. Но когда они вернулись, то обнаружили, что женщина все еще ждала возле дома. Иешуа согласился сделать все, что в его силах. Утром женщина пришла снова с оливками и мерой зерна и заявила, что ее ребенок поправился. Иешуа отказался принять подношение и, как и раньше, просил женщину никому ни о чем не рассказывать. Но уже на следующий день мы застали у ворот дома троих людей, они уверяли что выздоровели и это Иешуа помог им.

В наших краях были известны люди, которые занимались лечением или целительством, как евреи, так и язычники. К ним обращались, чтобы за некую сумму они приготовили нужное снадобье, сняли порчу или сглаз. Однако власти не одобряли таких людей и часто обвиняли их в колдовстве. Боясь навлечь на себя гнев местного начальства, целители врачевали тайно, запрашивая за свои услуги плату, для многих невероятно высокую. Иешуа не просил никакой платы и наотрез отказывался от других вознаграждений, как бы настойчиво его ни уговаривали, что поначалу заставляло некоторых усомниться в его способностях. Но скоро все поняли, что Иешуа гораздо одареннее многих известных целителей, в отличие от них он не пользовался никакими амулетами, не произносил заклинаний и не требовал жертвоприношений, просил только воздать хвалу Богу. Он был настолько не похож на знахарей, которых привыкли видеть, что первое время исцеленные им больные находились в некотором смущении и замешательстве. Я убедилась, что в его целительстве не было никакой магии или шаманства, и все, что ему удавалось сделать, происходило потому, что он обладал некой энергией, сопровождавшей каждый его жест и каждое прикосновение. Это можно было назвать не иначе как Божьим даром. Иногда стоило ему просто положить руку на лоб больного ребенка — и жар спадал, достаточно было сделать несколько легких и точных движений, и кости поврежденной ноги сами находили свое место, и калека мог снова ходить как ни в чем не бывало.