Доказательство любви - Кортни Милан Страница 34

Лорд Блейкли не стал мягче ни на йоту. Не важно, какой грубой и неприветливой была его речь, он совершенно правильно определил сущность ее отношений с Недом.

Его глазами Дженни видела собственный эгоизм. Она узнала самое сокровенное свое желание, самое сильное стремление – быть оцененной по заслугам, быть уважаемой. Однако какого уважения она заслуживает? Ее никогда не ценили, пока она была Дженни Кибл, так что она создала мадам Эсмеральду. Мадам Эсмеральда ни о ком не заботилась, она находила клиентов, которые жадно ловили каждое ее слово, будто это была правда. Это почитание не шло дальше преклонения перед сверхъестественными силами. Свет в глазах Неда предназначался женщине, которой на самом деле не существовало.

Дженни не заслуживала его уважения. Даже видя очевидное горе Неда, она не могла заставить себя сказать ему, что все эти задания были ее собственным изобретением и что духи не имеют к ним никакого отношения, а она всего лишь обманщица. Дженни просто не вынесла бы того, как огонь в его глазах сменится туманной дымкой отчаяния.

Теперь, когда Дженни научилась видеть в людях плохое, она осознала, какой вред на самом деле причинила Неду. Он стал зависеть от нее, зависеть от ее даже самых несущественных советов и пожеланий. И все же она не смогла побороть свой эгоизм и произнести слова, после которых он с отвращением покинул бы это место.

– Нед. – В ее голосе прозвучала дрожь, которой там не должно было быть. Мадам Эсмеральда не может испытывать дрожь или трепет. Но теперь слово принадлежало не мадам Эсмеральде, нет, говорила сама Дженни.

Нед нахмурился, услышав ее взволнованный голос.

Может быть, она поступала… скажем так, не совсем правильно. После двух лет успокоительной лжи слишком поздно говорить правду. Что же, пришло время полуправды?

– Нед, помнишь, что я сказала тебе несколько лет назад? Что придет время, и ты станешь мужчиной?

Он кивнул.

– Это время пришло. Но пришло время не становиться мужчиной. Пора быть им.

Он удивленно посмотрел на Дженни.

– Я не понимаю. Что вы говорите, я должен сделать?

– Нед, ты хочешь во всем верить мне. Ты желаешь, чтобы я сказала тебе, что делать.

Он энергично кивнул.

– Это похвальное чувство, но это не совсем правильно. Не жди моих советов. Не… – она запнулась, – не верь мне.

Он изумленно замотал головой. Так, будто весь мир встал с ног на голову.

– Разве вера в вас может быть плохой?

О господи, как мучительно смотреть на себя глазами лорда Блейкли. Эта мука, эта боль сводила с ума. Невинность вопросов Неда, его простодушная реакция на ее слова разрывали ей сердце на части. С какой презрительной усмешкой посмотрел бы на происходящее лорд Блейкли, если бы имел возможность слышать их беседу. И был бы прав, черт бы его побрал.

– Нед, – произнесла Дженни, – ты должен научиться доверять себе. Ты обязан начать принимать свои собственные решения. Ты не должен полагаться на каждое мое слово.

Он отшатнулся от нее.

– Нед, ты хочешь быть мужчиной?

Он кивнул, сложив руки на груди, словно пытаясь защитить себя от ее жестоких слов.

– Это очень непросто – быть мужчиной. Для этого нужно уметь сделать выбор, взять на себя ответственность. Это требует тяжкой работы и новых знаний. И сейчас – именно сейчас – необходимо, чтобы ты самостоятельно стоял на ногах без посторонней помощи.

– Один? – Его голос звучал тихо и испуганно. Его губы дрожали.

Обвинения в адрес лорда Блейкли вмиг испарились из сознания Дженни, и она увидела Неда взглядом, идущим от самого своего сердца. Сильный молодой человек, старающийся изо всех сил стать лучше.

Дженни потянулась и взяла его руку. Потом разогнула его пальцы и улыбнулась. Медленно она положила монеты обратно в его руку, одну за другой. С каждой монеткой с ее сердца словно снимался тяжкий груз. Отдав последний шиллинг, Дженни почувствовала сильное облегчение. Однако она не отстранила своей руки. Вместо этого просто чуть сильнее сжала его руку и мысленно попрощалась.

– Нет, Нед, – прошептала она. – Ты не должен быть один. Просто… просто будь умнее в выборе своих спутников.

Ее глаза увлажнились. Ее голос звучал хрипло как стон. Нед взглянул в ее лицо и вздрогнул. Потом вырвал руку и отвернулся, устремив невидящий взгляд в стенку.

– Думаю, я понял, – сказал он. Его голос тоже напоминал хрип.

– Понял?

Он кивнул, стараясь не встречаться с ней взглядом. Может быть, он все понял. Может быть, он действительно осознал те слова, которые Дженни не могла заставить себя произнести. Я – мошенница. Ты был обманут.

И возможно, его ответ – молчание, нежелание смотреть в глаза – свидетельствовал о том, что он наконец-то смог разглядеть ее и что он более не полагается на нее.

Нед молча ее покинул.

После его ухода Дженни долго и пристально разглядывала обстановку своей комнаты. За долгие годы у нее скопилось множество оккультных вещей. Эта неестественная паутина по углам. Угнетающие темные занавеси, скрывающие проникающий из окна свет. Единственным источником освещения в комнате были едва тлеющие угли камина.

Она потеряла к своей работе всяческий интерес. Играть роль предсказательницы судьбы вначале было занимательно. Это волновало кровь, завораживало. Дженни внимательно наблюдала за своими клиентами, ловя в их ответном взгляде легкие намеки, искорки согласия или отрицания. Она говорила им то, что они хотели услышать. Они слушали.

В глубине души она смеялась над ними. Это была месть Дженни Кибл за отверженное детство.

Она поступала ничуть ни лучше лорда Блейкли, думая о своих клиентах таким образом. Однако не было ничего смешного в том, как она предала нежную привязанность Неда.

Уставившись на тлеющие угли камина, Дженни поняла еще одну истину.

– Так не может продолжаться. Я больше так не могу.

Она произнесла эти слова вслух – кому, не могла сказать. Возможно, этому камину. Возможно, духам, к которым она якобы столь часто взывала. Естественно, она не услышала никакого ответа, и лишь где-то глубоко в груди затеплился огонек. Этот огонек словно сообщал ей, что данный отрезок ее жизни пройден.

И что же ей делать? Будучи женщиной, она прекрасно сознавала, что большинство профессий закрыто для нее. Она могла стать белошвейкой, и быстро погубить свое зрение, получая жалкие гроши за свой каторжный труд. Возможно, после всех этих лет, она могла бы попытаться получить место гувернантки. Однако для этого ей были необходимы рекомендации, а после всего произошедшего она вряд ли осмелится попросить об этом лорда Блейкли. Возможности, открывавшиеся для девушки без семьи и без рекомендаций, вряд ли можно было назвать безопасными.

Откровенно говоря, положение мало чем изменилось с тех пор, как она решила сбежать в Лондон.