Так задумано свыше - Джулия Тиммон Страница 34

— А вы сами что, его не видите?

Хихикаю.

— Понимаете… у меня здесь свидание. А я забыла надеть очки.

Бармен нахмуривается.

— Свидание? В этом баре?

Киваю.

— У нас это вроде игры. Так нужно.

Парнишка понимающе кивает и всматривается в того, кого я приняла за Эдвина. Или же… в самого Эдвина.

— Темно-русые волосы, гм… — Он щелкает пальцами и указывает на меня. — Я помню его лицо! Когда этот парень платил за кофе, из его бумажника на стойку высыпались чуть ли не все деньги. Он их еще очень забавно собрал — сгреб все разом и положил назад как попало. Казалось, он думает совсем о другом.

Складываю перед грудью руки, безмолвно прося продолжать.

— Впрочем, довольно трудно его описать. Глаза, кажется, карие, с каким-то, гм… особенным блеском. На лбу вроде бы залысины…

Приподнимаю руки. Этого вполне достаточно. У меня на глаза наворачиваются слезы, и остановить их я совершенно не в состоянии.

— Эй, вы что, плачете? — с легким испугом спрашивает парнишка.

Неподдельно улыбаюсь и вытираю щеки.

— Это… от радости. — Нет, кофе мне, пожалуй, сейчас ни к чему. Но смочить пересохшее горло не помешает. — Стакан воды, пожалуйста.

Бармен кивает, проворно наполняет стакан содовой и называет цену, но я не могу разобрать его слов. Достаю из кошелька первую попавшуюся купюру — может, целый полтинник, но мне все равно, — кладу ее на стойку, отпиваю из стакана воды и делаю шаг в сторону столика, за которым не двигаясь сидит одинокий Эдвин.

— Мисс, а сдачу? — кричит бармен.

Не оглядываясь, машу рукой.

— Ну… спасибо… — так же громко и восторженно произносит парнишка.

Блестки в воздухе становятся заметнее. Нет, это не дешевые кусочки фольги и не осколки елочной игрушки, а сотканные из фантастической серебристо-золотой пыли крупинки. Видны они, наверное, лишь счастливцам-дуракам и влюбленным.

Иду медленно и с каждым шагом острее и полнее чувствую близость Эдвина. Пусть продлится это всего пару минут, но я снова в сказке. Дышу ею, пропитываюсь, запечатлеваю в памяти каждый отдельный фрагмент…

Подхожу к столику с неистово бьющимся сердцем, на миг замираю за спиной у Эдвина, делаю еще два шага и сажусь напротив.

Его лицо застывает от изумления, в мечтательно-грустных глазах вспыхивают столь мною любимые звездочки, а мгновение-другое спустя, как и у меня, в них блестят слезы. Смотрим друг на друга не мигая, наверное, минуту. Впрочем, мне трудно говорить о времени — все перевернулось и течет по иным правилам. Эдвин хмурится, протягивает руку, но не прикасается ко мне, а медленно опускает ее на стол.

— Кэтлин? — с сомнением в голосе спрашивает он.

— Да, — отвечаю я, вытирая влажные щеки. Мне представляется, что сейчас он придет в себя и пренебрежительно назовет меня «Кэти», и я наполовину возвращаюсь из сказки в земную жизнь. Немного наклоняюсь вперед и торопливо говорю: — Послушай, мне известно, какого ты обо мне мнения, но я хочу, чтобы ты знал…

Эдвин смотрит на меня так, будто до сих пор не верит, что перед ним действительно я, а не похожая на явь выдумка, и не произносит ни слова.

— Я некрасиво поступила, верно, но это только потому, что ужасно испугалась.

Эдвин вздрагивает, будто внезапно просыпается, и сдвигает брови.

— Испугалась? Чего?

Усмехаюсь. Он еще спрашивает!

— Как это чего? Того, что я все-таки увидела тебя вновь, того, что при этом почувствовала, того, что пусть еще подсознательно, но уже поняла: как это ни печально, но мне придется дать отставку жениху…

По-моему, я с ним чересчур откровенна. Впрочем, если совместного будущего у нас не будет, не все ли равно, что он обо мне подумает? Если же будет… Нет, лучше не обнадеживать себя раньше времени, думаю я, стараясь унять вмиг ускорившую бег кровь.

Эдвин смотрит на меня, сильно щурясь.

— Подожди, подожди… Что-то я ничего не пойму. У тебя есть жених? И ты собралась дать ему отставку?

— Уже. — Вздыхаю и показываю палец без кольца. — Надеюсь, он очень скоро найдет свое счастье. Настоящее.

Эдвин качает головой.

— Но… почему?

— Потому что я вдруг поняла, что наша с ним встреча — ошибка или подготовка к главному. Называй как хочешь. И что в книге судьбы напротив моего имени стоит не его, а чье-то еще… — Потупляюсь, но особого смущения не чувствую. — Лучше уж быть одной, чем всю жизнь довольствоваться подобием любви. Жаль, конечно, что я не приняла этого решения раньше и причинила Дугласу боль, но… — Развожу руками и поднимаю глаза. — Видимо, мне нужен был некий толчок извне, что-то такое, что могло помочь глубже заглянуть в собственную душу и яснее представить то, что ждет впереди. С Дугласом — теперь я в этом не сомневаюсь, — как бы мы ни старались, ничего прочного не построили бы.

Эдвин смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Если я правильно понимаю, этим толчком стал я?

— Да, ты понимаешь правильно, — с удивительным спокойствием отвечаю я.

Эдвин поджимает губы и растерянно качает головой.

— Но ведь…

Без слов достаю из сумки светло-желтый конверт и кладу его на стол между нами.

— Я получила тогда твою записку, а на встречу, чтобы не опоздать, собиралась выехать заранее.

Эдвин очень медленно, словно боясь, что конверт, едва к нему прикоснешься, исчезнет, протягивает руку, проводит по желтой бумаге пальцами и достает блокнотный лист с бледно-розовыми сердечками и единственной строчкой посередине.

— Почему же тогда… — Он приковывает ко мне вопрошающий взгляд.

Улыбаюсь, отставляю в сторону ногу, задираю штанину джинсов и указываю на колено.

— Я прилетела с разбитой в кровь ногой и вся промокшая. Увы, лишь через пять минут после твоего ухода… — Начинаю по порядку рассказывать о злоключениях, не позволивших мне явиться вовремя на самую желанную в жизни встречу.

На лице Эдвина играют чувства, а звездочки в его глазах сверкают все ярче.

— Вот так все и вышло, — заключаю я.

Эдвин смотрит на записку.

— Значит, ты все эти годы хранила ее?

Киваю.

— Естественно. Это письмо было единственным доказательством того, что я не придумала себе всю эту историю. Впрочем, порой мне казалось, что даже оно материализовавшийся кусочек мечты.

Взгляд Эдвина столь многозначителен, что возникает чувство, будто вот-вот из него хлынет поток признаний и объяснений, но он молчит и молчит. Придвигаю к нему конверт и записку.

— Возьми их себе.