Под потолком небес - Валентина Седлова Страница 34

А как приходится отбиваться от ее компании, когда Наталья отправляется покупать себе или своим мужчинам какие-нибудь вещи! Зинаида хочет участвовать буквально во всем, что касается ее семьи. У нее же прекрасный вкус, и она прекрасно может отличить хорошую вещь от подделки, а то ведь всучат Наталье что-нибудь не то, она этих торгашей прекрасно знает! Наташка как-то пару раз попалась на эту удочку, и в итоге Павлу был куплен джемпер молочного цвета (а он носил только черное, к вящему неудовольствию матери, которая все пыталась изменить его вкусы и гардероб), а самой Наталье пришлось облачиться в бирюзовую кофточку с блестками и бисером. Зинаида еще долго удивлялась, почему Наташа ее только дома носит и никогда на работу не одевает. Красотища-то какая!

Но что больше всего раздражало Наталью, так это то, что Зинаида Петровна, нимало не смущаясь, позволяла себе копаться в их вещах. Нет, внешне все выглядело благопристойно: надо же помочь детям убрать комнату, они же так заняты на своих работах! А после этого любимые Пашкины джинсы почему-то обнаруживались далеко на антресолях, а вместо них на вешалке висел костюм-тройка (и куда бы он его одел, скажите, пожалуйста!), а где находились Наташкины вещи — и вовсе отдельная история. А как они кассеты с порнофильмами прятали! Павел подумал-подумал, да и поступил весьма оригинальным образом: он решил их не трогать. Оставил среди остальных фильмов. Только наклеил сверху ярлычок, на котором написал: «Кассеты для очистки видеоголовок. Использовать не чаще, чем раз в полгода. Последняя очистка — и дата месячной давности». Зинаида Петровна в технике разбиралась на уровне каменного человека, но всем запретам следовала неукоснительно, слава Богу.

Наталья несколько раз пыталась спросить Пашку, почему он позволяет своей матери вмешиваться в свою жизнь, но в ответ получала только неопределенное пожатие плеч и виноватую улыбку. В борьбе с мамой Павел придерживался исключительно пассивных методов. Просто продолжал носить все черное и слушать группу «Алиса», вызывавшую у Зинаиды Петровны нервный припадок. А когда она пыталась что-либо ему втолковать — становился слепо-глухо-немым. Ни с чем не спорил, ни чему не возражал. Просто все делал по-своему.

А еще Зинаида постоянно зудела им о том, что они наконец-то должны пожениться. Вместе уже больше двух лет прожили, друг друга хорошо узнали — пора и получить официальное разрешение от государства спать вместе в одной постели. Да и Мишку надо бы усыновить, а что это он без официального отца растет!

Когда Наталья в первый раз услышала о том, что Павел должен усыновить ее ребенка, у нее внутри аж все перевернулось. Как это так? Миша — это только ее сын, и ничей больше. Уж если от него отказался его родной отец, то уж никакой другой мужчина права на него не получит. Ну и пусть в его метрике стоит прочерк в графе «отец» — что это меняет? Пашка — классный, добрый мужик, но даже ему Наташка не позволит распоряжаться Мишкиной судьбой, когда придет такое время.

В общем, неприятностей со стороны Зинаиды им с Павлом хватало. Про себя Наталья часто мечтала, как они покупают (в крайнем случае — снимают) себе новую квартиру на другом конце Москвы, и начинают жить втроем, без назойливой опеки свекрови. Вот было бы здорово! Наташка тогда бы всю квартиру по своему вкусу обустроила, избавилась бы от надоевшей хохломы на кухне, которую так обожала Зинаида, и от тупых «персидских» ковров, связанных где-нибудь в районе Малой Арнаутской, где, как известно, производится половина всей контрабанды. И не загромождала бы свое жизненное пространство всяким хламом, вроде старой школьной формы или протертого покрывала с полувековой историей (а вдруг еще когда-нибудь кому-нибудь понадобится!) Нет, ее квартира бы была выдержана в светлых тонах, с голубым или нежно-зеленым ковролином на полах, с одноцветными стенами, на которых бы висели современные эстампы. Где-нибудь в углу под бра с мягким светом стояло бы плетеное кресло для Павла, в котором бы он читал книги, и еще одно для самой Натальи, изредка любившей что-нибудь смастерить собственными руками: связать свитерок или шапочку, вышить салфетку. Да просто пролистать какой-нибудь женский журнал! А в комнате Миши было бы просторно и уютно, чтобы он мог вдоволь погонять по полу машинки, построить не маленький, а гигантский замок, и при этом не рисковал бы ежеминутно наткнуться на какой-нибудь острый угол шкафа или кровати, как здесь.

Но даже и при таком идеальном раскладе надолго избавиться от пристального внимания Зинаиды Петровны им бы не удалось. И Наташа это прекрасно понимала. Пока существует общественный транспорт и свободное время в жизни конкретно взятого человека, он будет доставать их своим присутствием. Значит — придется выяснять отношения и ставить некие границы: это — твоя жизнь, а это — наша. И не влезай сюда, если тебе не нужны осложнения. Но как же не хочется этого делать! Да и Павел, вполне возможно, займет в этом конфликте сторону матери. Не потому что та права, а потому что слабее. Такой уж он человек, и ничего с этим не поделать. Не ругаться же с ним, в самом деле! Только этого еще не хватало!

В принципе, Наталья давно уже могла снять для себя с Павлом и Мишей квартиру, но, взвешивая все «за» и «против» приходила к неутешительному выводу, что их это решение не спасет. Увы. Пока что плюсы проживания вместе с Зинаидой Петровной перевешивали минусы ее назойливости. И ее приходилось терпеть. Временами даже стиснув зубы и сжав кулаки, поскольку, что к ней, что к Павлу свекровь относилась как к паре несмышленышей вроде Миши. Правда, Натальину зарплату на ведение хозяйства принимала охотно и с благодарностью. Что, впрочем, не мешало ей буквально через пять минут посетовать на то, что Наташа, дескать, совсем себя не бережет — такую короткую юбку на работу таскает, что, того гляди, все свои женские радости застудит. И колготки бы надо было не нейлоновые, а шерстяные носить — больше пользы. Приходилось поспешно ретироваться куда-нибудь в ванную, пока сетования не перестали в лекцию на тему «как тебе следует жить».

На работе про Наташкины проблемы и переживания не знал никто. Она с самого первого дня своего пребывания в фирме поставила себя так, что даже самые досужие сплетницы и болтушки для себя твердо уяснили, что эту новенькую лучше не трогать и ни о чем не спрашивать — все равно не ответит. Или скажет что-нибудь односложное. «Ты замужем? — Да. Дети есть? — да. Сын, дочка? — сын». И все. Больше от нее ничего не добьешься. Да и местные ловеласы быстро переключились на более доступных подруг, поскольку на стандартные заигрывания-провокации Наташка не велась.

С одной стороны, Наталье на первых порах из-за этого было слегка неуютно в своем новом коллективе. Но она знала, что делает. Ее опыт работы в деканате показал, что начальство болтунов не любит. А она хотела пробиться наверх. Если уж заниматься делом — то всерьез и на высоком уровне. А прозябать в младшем офисном персонале и промывать кому-нибудь косточки — это не для нее. Расплачиваться маленькой зарплатой за свой длинный язык — глупее этого было сложно что-либо придумать. А то, что про нее распускают слухи, что она — фригидная недотрога и зазнайка, так это проблемы тех, кто все эти гадости придумывает.

Впрочем, это отнюдь не означало, что Наталья не прислушивалась к тому, что говорят другие. Прислушивалась, и еще как! Ей надо было понять все тайные нити взаимоотношений, царящих на фирме, чтобы знать, кто реально отвечает за выполнение дела, а кто «играет во второй лиге». Дошло до комизма: она умудрилась вычислить две любовные интрижки между своими коллегами еще до того, как они реально имели место. Психология иногда попадает в разряд довольно точных наук, если, конечно, ею занимаешься всерьез.