Великолепная маркиза - Жюльетта Бенцони Страница 34

Около двух недель спустя Анж Питу, без осложнений вернувшийся в свою квартиру на улице Пеллетри и приступивший к выполнению своих обязанностей солдата Национальной гвардии, присоединился к ночному дозору у монастыря Фейянов, где не хватало солдат. Он всегда охотно вызывался помочь, и его великодушием беззастенчиво пользовались. Благодаря вечно удивленному взгляду больших голубых глаз, простодушной и более или менее — по обстоятельствам — глуповатой улыбке он пользовался у «патриотов» своего квартала репутацией доброго малого, не слишком хитрого, но щедрого.

Итак, в ночь на воскресенье 16 сентября Анж Питу шел со своим патрулем по улице Оноре, еще недавно носившей имя святого Оноре. Ими командовал представительный субъект — некий господин Мишель Камю, адвокат, писатель, член Академии литературы, бывший член Национального собрания и хранитель государственного архива, только что избранный в новоиспеченный Конвент. Нотабль, что там говорить! И это было символом времени. Ученый, место которому было за рабочим столом, а в ночное время — в супружеской кровати, был вынужден шагать по темным парижским улицам с бандой балагуров, собравшихся бог знает откуда и не имевших с ним ничего общего. Но это не мешало Мишелю Камю держаться браво и вести себя так, словно он был маршалом Франции. И это ужасно раздражало солдата Питу.

Чтобы разогнать скуку и побороть сон, Анж все время что-то насвистывал. Вдруг он остановился, заставив остальных последовать его примеру.

— Гражданин! — обратился он к своему командиру. — Посмотри-ка, что это там происходит?

Они проходили по улице Флорантена — тоже потерявшего титул святого. На углу бывшей площади Людовика XV какой-то тип с корзиной в руке при помощи веревки карабкался на уличный фонарь.

— Что это он делает? — спросил гражданин Камю.

— Я так понимаю, что это вор, который лезет на склад мебели. Видишь, он пропал? А вот и другой поднимается следом!

— Склад мебели? — изумился молодой патрульный. — Ты хочешь сказать, что они собираются воровать мебель? Это нелегко… Особенно с корзинками!

— Ты просто глупец! — сказал Питу. — Ты разве не знаешь, что вот уже два года, после того как из Версаля все уехали, здесь хранятся драгоценности королевской семьи? И это неплохая добыча, можешь мне поверить!

— Ах вот оно что!

— Вот именно! И мне так кажется, что если мы не вмешаемся, то к завтрашнему утру там ничего не останется! Мы идем туда, командир?

— Да… Но тихо. Я вам скажу, как мы поступим. Мы пойдем по противоположной стороне улицы, оставаясь в тени, и посмотрим, нет ли там других.

— Но мы можем схватить тех, кто пробрался внутрь!

— Если у них есть сообщники, то мы их только спугнем. За мной! Затылок в затылок и без шума!

Они и вправду сделали большой круг и вышли на площадь как раз к тому месту, где до 2 августа возвышалась конная статуя Людовика XV, сброшенная с постамента и отправленная на переплавку. И где теперь было большое немощеное пространство. С востока к площади, расположенной на самой окраине Парижа, подходили высокие деревья Елисейских Полей, а с запада ее окружали широкие рвы, отгороженные для безопасности прохожих балюстрадой. Южная часть площади выходила к Сене и мосту, проложенному к садам Тюильри, а на северной, разделенные улицей Руаяль, расположились два величественных дворца-близнеца, украшенные колоннадой. Каждый дворец имел по фасаду восемьдесят метров, и оба они были выстроены в шестидесятых годах восемнадцатого века по проекту архитектора Жака-Анжа Габриэля. Одно из этих зданий служило складом мебели. До начала беспорядков его интендантом был Тьерри де ля Виль д'Аврэ, первый лакей Людовика XVI, живший в этом здании. Там же были и небольшие апартаменты для Марии-Антуанетты на случай, если она после спектакля в Опере или в театре оставалась на ночь в Париже. Ля Виль д'Аврэ был гостеприимным хозяином.

После возвращения из Версаля в октябре 1789 года этих апартаментах расположился граф де ля Люзерн, министр флота и часть его ведомства.

На самой же площади днем обычно было малолюдно, а ночью и вовсе не бывало ни души. Поэтому! патруль немедленно заметил необычное оживление. По всему фасаду к колоннаде были прислонены лестницы. Люди поднимались и торопливо спускались по ним. Другие просто сбрасывали сверху вещи, которые ловили внизу их помощники. Иногда они промахивались, и предметы разбивались о каменные плиты, которыми Габриэль окружил свои здания. И все это происходило среди всеобщего веселья, большинство грабителей были пьяны…

— В это невозможно поверить! — выдохнул Питу. — Настало время остановить этот грабеж. Идемте!

Мэтр Камю ничего не сказал. Казалось, он глубоко задумался, и журналисту пришлось повторить свои слова. Когда же наконец «командир» заговорил, то немало удивил своих солдат:

— Нет! Их надо схватить на месте преступления.

— На месте преступления? А это что такое по-вашему?

— Нам нужны еще свидетели. Мы предупредим! сторожей на улице Руаяль. Они нам откроют двери склада.

— Сторожа? Если они ничего не слышат, то они либо глухие, либо мертвые. Воры никого не боятся — они даже не пытаются таиться! Они чувствуют себя как дома!

— Мы поступим так, как я сказал, гражданин! Если ты недоволен, можешь уйти, но тогда я объявлю тебя дезертиром!

— Только этого еще не хватало! Идите, я пойду за вами…

Патруль прошел мимо, вышел на бывшую улицу Руаяль. Они разбудили консьержа и охрану, перепугав всех своим неожиданным появлением.

— На втором этаже воры, — громко крикнул Камю, который неизвестно почему вдруг захотел подать голос. — Надо пойти посмотреть.

Все поднялись по большой лестнице и подошли к дверям. Печати, оставленные 10 августа, оказались целыми.

— Думаю, их лучше не трогать! — заволновался консьерж. — Это печати Коммуны.

— Ты прав, гражданин, — кивнул Камю.

— Лучше всего будет немедленно войти и перестать болтать! — рявкнул Питу. Концом своей сабли он сорвал печати и взял дело в свои руки. — А вы, — обратился он к остальным патрульным, — отправляйтесь вниз и берите этих негодяев с тыла.