Холодная ночь, пылкий влюбленный - Джил Грегори Страница 34

— А я говорю — нет. Куинн направился к ней.

— Мора, если ты из-за малыша Джонсона…

— Нет, из-за тебя. Ты думаешь, что можешь указывать мне и каждому, что ему делать. Я не стану терпеть ничего подобного.

— Это не имеет к тебе никакого отношения. Я не собираюсь тебе указывать, что делать. Я только сказал, что не хочу, чтобы этот парень оставался здесь на…

— Но так нельзя, это негостеприимно… и…

Ее голос задрожал, а Куинн с тревогой заметил, что она вот-вот заплачет.

— Перестань, — быстро сказал он. — Незачем слишком уж переживать. Я не знал, что ты так печешься о каком-то парне, который вторгся в наши владения и чуть было не пристрелил нас обоих.

— Это не Лаки! — закричала Мора. — Это…

Она не договорила, расстроенная, пытаясь найти слова, которые выразили бы точно, что она сейчас чувствует. Куинн смотрел на нее как на сумасшедшую.

— Всю жизнь я жила с назваными братьями, которые выталкивали в шею каждого… — она задыхалась, — каждого, кто мог бы стать мне другом, кто только пытался по-доброму отнестись ко мне, с кем я могла бы познакомиться. Я не желаю больше так жить. Я хочу, чтобы тут все пошло по-другому. Мечтаю познакомиться с горожанами, подружиться с ними, может быть, для того, чтобы почувствовать… о, Куинн, я не знаю, как сказать… почувствовать дружеское участие и заботу… Я хочу жить здесь как у себя дома. Хочу, чтобы нас признали здесь своими… Я хочу этого ради ребенка.

Куинн напрягся.

— Разве ты никогда не хотел этого? Не хотел почувствовать себя своим в каком-нибудь месте, среди людей? Чувствовать, что ты один из них?

Он не думал ей уступать. Больше всего ему хотелось убраться отсюда за сотни миль.

— Нет. — Его тон был холоден и бесстрастен, голос звучал твердо, как сталь. — Я не нуждаюсь в друзьях, мне никто не нужен…

Мора почувствовала себя так, словно Куинн ее ударил.

— Правильно! Как же я могла забыть об этом? — Она отвернулась и швырнула метлу в угол.

— Мора…

— Я предлагаю тебе поторопиться и поскорее заняться ранчо: нанять людей и наладить здесь жизнь. Тогда ты сможешь отвязаться от меня и от ребенка, — запальчиво проговорила Мора.

— Именно так я и намерен поступить, — спокойно ответил Куинн.

— Да, ты ясно дал мне это понять, достаточно ясно. — Она схватила тряпку и принялась оттирать на столе пятно от кофе, которое не заметила раньше. Руки ее слегка дрожали. — Но ты возненавидишь меня за это, не так ли? Каждый миг, который тебе придется провести здесь, со мной, в этом доме, на этой земле, ты будешь ненавидеть меня.

Куинн сделал один большой шаг и оказался рядом с ней. Он выдернул тряпку у нее из рук и швырнул на стол. Потом схватил Мору за плечи и встряхнул.

— Я никогда не смогу тебя возненавидеть, — резко заявил он. — Ты можешь винить во всем себя. А я — себя. — Его рот скривился. — Я не мог бы жить в ладу с самим собой, если бы не взял на себя ответственность и не женился на тебе. Но я не могу остаться здесь, Мора. Я не тот человек, который способен усидеть на одном месте. Я не так скроен, чтобы быть чьим-то мужем…

Она кивала, хотя ее глаза застилал туман слез. Мора пыталась отстраниться от Куинна, но он не собирался ее отпускать. Куинн схватил Мору за руку и легонько потянул к себе, поэтому ей оставалось только смириться и оказаться с ним лицом к лицу. Ее губы дрожали, но она подняла подбородок, чтобы встретить его пристальный взгляд, который настойчиво искал ее взгляда.

Куинн боролся с искушением дотронуться до нежных дрожащих губ Моры. Видит Бог, как сильно ему хотелось почувствовать их нежность, ощутить их сладость под своими губами. Но он заставил себя сосредоточиться на том, что собирался сказать. Сейчас он не должен ни на что отвлекаться. То, что она рассказала ему о своих братьях, было очень важт но для него, он многое увидел другими глазами, под другим углом зрения и по-иному, чем прежде. Ему нужно было разобраться еще кое в чем.

— Ты упомянула… ты сказала… насчет того, чтобы принадлежать… быть одной из…

— Да?

— Пожалуйста. Заведи себе друзей. Я не об этом никчемном щенке Джонсоне, но, если в городе кто-то тебе покажется симпатичным, ты можешь свести с ним знакомство, подружиться. Я не собираюсь вставать у тебя на пути.

— А ты? Ты как? Что скажешь, Куинн?

— Я не могу измениться, Мора. Я волк-одиночка. Я не доверяю людям и не хочу иметь с ними дел. Никогда. Но ты — ради Бога!

— А я хочу. И буду иметь с ними дело.

Он кивнул. В комнате стало тихо до звона в ушах.

— Теперь ты пойдешь спать? У тебя такой вид, словно вот-вот упадешь. Это нехорошо для ребенка.

Мора знала, что Куинн прав.

Она молча повернулась и пошла в спальню. Мора знала, что он смотрит ей вслед, но не обернулась.

Спальня в этой хибарке оказалась довольно просторной, со скошенным потолком, но сейчас в ней было темно и плохо видно. Вещи Куинна валялись в углу подле старого поцарапанного соснового стола. Ее саквояж стоял на кровати с соломенным тюфяком у противоположной стены. Никакой особенной мебели Мора в спальне не заметила, кроме столика с керосиновой лампой. На умывальнике стоял кувшин с отколотым краем. У двери глыбился сундук с продавленной металлической крышкой, в нем лежали старые, траченные молью одеяла, простыни и плетеная корзинка для шитья. В комнате был всего один деревянный стул, он сиротливо притулился к голой стене.

Было тут и треснувшее зеркало, но никакого коврика, никаких занавесок на прикрытом ставнями окне. Ставни, кстати, были щелястые, и звездный свет проникал внутрь. На кровати не нашлось даже стеганого одеяла.

Однако кровать неодолимо манила Мору. Бедняжка так устала, что у нее едва хватило сил вынуть из сундука простыни и постелить на кровати, накрыв темно-серым одеялом. Колени Моры слабо дрожали, когда она занималась своим туалетом, натягивала белую длинную ночную рубашку, стиранную за ее век столько раз, что она совсем обветшала.

Как жаль, что она не может предстать перед Куинном в приличном виде! Будь у нее красивая длинная ночная рубашка с кружевами и шелковыми лентами, пахнущая лавандой, волосы, ниспадающие на плечи аккуратными золотистыми локонами, он бы увидел ее и… И что?

Пришел бы к ней, обнял и поцеловал?

Сердце у Моры встрепенулось. Она действительно хотела, она надеялась на что-то большее между ними, более глубокое и чувственное, чем сделка, которую они заключили ради ребенка.

«Идиотка, — прошептала она. — Он — незнакомец, который вошел в твою жизнь внезапно и так же уйдет из нее. И хотеть от него чего-то большего, чем то, на что он согласился, совершенно безрассудно».

Но как бы там ни было, что бы она ни говорила самой себе, от слез Мора удержаться не смогла. Они непроизвольно катились по щекам, когда она наконец опустилась на кровать и уткнулась лицом в подушку.