Студентка с обложки - Робин Хейзелвуд Страница 33

Пауза. После памятного вечера знакомств я упаковала свои дизайнерские шмотки подальше и съездила в «Гэпр» и «Бенеттон». Я перестала краситься и теперь завязываю волосы в хвост. Если меня начинают расспрашивать о моей работе, связанной с модой, я говорю, что я «на практике». Короче говоря, я изо всех сил стараюсь восстановить свою репутацию — насколько это возможно для девушки, которую прозвали по надписи на трусиках. Я убедила себя, что модельный бизнес будет моей маленькой постыдной тайной.

Я ошибалась.

— Это правда? — не отстает Кевин.

Я киваю. Кевин замечает это не сразу, потому что активно раздевает меня глазами, словно надеется найти под одеждой что-то достойное номера «Спортс иллюстрейтед», посвященного купальникам.

— Круто! — наконец говорит он, а потом добавляет: — А можно посмотреть твое портфолио?

Портфолио?!

— У меня оно не с собой, — вру я.

— Ну, любые модельные фотографии.

— У меня нет.

— Ни одной?

— Не-а.

— Даже поляроидной?

— Не-а.

— Даже композитки?

Композитки?! О боже! Что Томми им не рассказал?

— Нет.

— Ну, тогда… может, в следующий раз?

Я уверена, какая-нибудь великая красавица вроде Джеки Онассис или Грейс Келли сумела бы отказать футбольной команде легко, игриво, чтобы те ушли, покачивая головами и приговаривая: «Ах, что за чертовка эта Эмили!». На матчах болельщиками были бы они, а не я — они бы кричали и махали, а я улыбалась бы им в ответ со специально отведенного мне места.

Только я не такая.

— Вряд ли! — говорю я и сильно хлопаю дверью, словно ставлю еще один восклицательный знак.

Тишину нарушает Серена.

— Так ты модель?

— То есть, манекенщица? — уточняет Мохини.

Я лепечу что-то о футболе, о том, что команда, которая проиграла подряд сорок четыре матча, должна думать о своей репутации, а не о моем портфолио, об игроках из Колумбийского, об их травмированном примыкающем, как они слабо дают пасы и так далее — все, чем дразнил меня Томми, когда я собралась сюда поступать. Но чем больше я говорю о футболе, тем больше соседки хотят поговорить о моей работе. Наконец я сдаюсь.

— Так ты фотомодель или манекенщица? — спрашивает Серена.

— И то, и то. По крайней мере, хотелось бы. На Среднем Западе мало подиумов, так что посмотрим.

— А что ты делаешь со всей этой одеждой? — спрашивает Мохини.

— Одежду нам не отдают, — говорю я.

Трагедии в этом лично я не вижу. Ну сколько девушке надо пастельных спортивных костюмов?

Мохини хмурится:

— Так ничего не дают?

Вообще-то, бонусов хватает; во всяком случае, я с этим сталкиваюсь все чаще: стрижки и мелирование в самых шикарных салонах за одни только чаевые, скидки в лучших фитнесс-клубах и в дизайнерских бутиках, бесплатная еда и питье в модных ресторанах.

— Есть кое-какие скидки.

— И свободный вход практически во все клубы города, — добавляет Серена с видом жителя Нью-Йорка, которая наблюдала подобное задолго до моего приезда.

— А надо сидеть на диете? — спрашивает Мохини, расширив глаза. Несмотря на то, что, засиживаясь за учебниками до утра, она поглощает большой пакет печенья, этот вундеркинд весит меньше ста фунтов — и то вместе с толстыми очками.

— К сожалению, да.

Кстати, о еде. Мы все сошлись на том, что обсуждение декора очень энергозатратно, а значит, надо как можно быстрее подкрепиться. Мы заказываем пиццу. Заходит Джордан и присоединяется к нам. Мои соседки все ей выкладывают.

— Мы же не футболисты! — восклицает Джордан. — Можно посмотреть твое портфолио?

— Не-а.

— А какие-то позы?

— Я не хочу показывать даже снимки, а вживую тем более.

Серена отбрасывает корочку от пиццы и сминает салфетку.

— Я однажды работала манекенщицей, — начинает она. — Для одного благотворительного мероприятия, которое моя мать устроила летом…

— Понятно, Рина: в Саутгемптоне! — перебивает Джордан.

Серена удивленно ахает:

— Очуметь! Это же грубо!

Мы замираем.

— Меня никто не зовет Риной! И Сереной тоже! Совсем как лошадиная кличка! Зови меня Пикси, умоляю! Так вот, моя мать… Ну, она наняла специалиста по дефиле, которая учила нас ходить вот так…

Она вскакивает, едва не перевернув коробку из-под пиццы, виляет тазом и вертится на месте. При виде ее решительного взгляда и втянутых щек мы впадаем в истерику.

— Ну, перестаньте! Я сама знаю, что ростом не вышла, — неправильно понимает нас Серена, — но я была на каблуках. Очень высоких. Вот как эти…

Пикси бежит к своему шкафу и возвращается с парой туфель на шпильках. Одна пара быстро превращается в четыре. Туфли скоро дополняют несколько париков и темные очки из ее коллекции аксессуаров (шкаф или ящик — слишком узкие понятия). Джордан приносит бутылку виски и косметику. Мохини надевает свой шахтерский фонарь, который, как мы решили, прекрасно сочетается с моим комбинезоном «Фредерикс оф Холливуд», набитым до пропорций Долли Партон ^[47]. Все щелкают фотоаппаратами. Приходят девчонки из комнаты напротив… И так мы первыми в Кармен-холле устраиваем вечеринку на всю ночь.

— Круто! — кричит Пикси в десять вечера, после того как от нескольких прыжков с разбегу пуфы взорвались белыми шариками по всей комнате.

— Круто! — кричит Джордан в полночь, откидывая локоны радужного клоунского парика, танцуя бути с двумя парнями, которые, видимо, в качестве реакции на принесенные ими же лампы невидимого света, разделись до трусов и прыгают что есть мочи.

— Круто! — кричит Мохини в четыре утра. К ее комплекту из фонаря и комбинезона теперь прилагается сережка с черепом и костями, а также мягкая игрушка-овца Пикси. Через несколько секунд ее рвет прямо в мусорку.

Меня тоже рвет. И всех остальных. Но все равно я не могу не согласиться: универ — это круто!

Благодаря футболистам моя тайна раскрыта. Ну да, я модель, и что с того? В университете, где полно заучек, вряд ли кто-то будет это замечать. Правда, дальнейшее развитие событий меня еще больше удивило.

У моего порога стали появляться букеты цветов с телефонами. Целые компании поют мне серенады во дворе, в столовой и однажды, к моему ужасу, в главном зале Батлеровской библиотеки. Два студенческих общества приглашают меня принять участие в церемонии роз (даже не знаю, что это такое). Я отклоняю все приглашения, отказываюсь от свиданий и убегаю от певцов, но деваться некуда.