Цена желания - Наталья Рощина Страница 33

– Да что вы, тетя Соня, какая причина… – краснея, произнесла Марина и многозначительно посмотрела на Алису.

– Перестаньте смущать человека, – заступилась та за подругу. – До завтра. Утром у меня первая пара. Захочешь, заходи, вместе поедем до метро.

Марина кивнула и благодарно чмокнула Алису в щеку. Ощущая необычайный прилив сил, эмоций, она с удовольствием впорхнула в свою квартиру и, не переодеваясь, с разбегу прыгнула на диван. Он неприятно заскрипел, словно обижаясь, что с ним поступили грубо. Марина улыбнулась звукам, ранее раздражавшим ее. Свернувшись калачиком, она закрыла глаза.

Спать не хотелось, в голове проносились одна за другой мысли о том, что жизнь ее меняется, что настают светлые, полные праздников времена. Что она, наконец, сможет почувствовать на себе заботу и внимание не только Алисы и ее родителей, а и человека, совершенно чужого. Чужого вначале, а потом, кто знает, может именно он станет для нее самым близким и дорогим. Марина удивилась тому, как изменились ее взгляды на Тимура, на его присутствие рядом. И Алиса так обрадовалась тому, что у подруги появляется возможность окунуться в мир собственных переживаний, событий. Они разворачивались медленно, но эта неторопливость нравилась Марине.

Прошел Новый год. Под бой курантов она стояла вместе с Зингерами в их большой гостиной, украшенной елкой, блестящим дождиком, держа бокал с искрящимся шампанским, и загадывала желания. Их оказалось не так много, и пришлось даже повторить некоторые, для верности. С последним ударом курантов все радостно зашумели, раздался звон хрустальных бокалов, и на душе у Марины стало необычайно легко, как никогда раньше. Вообще за последнее время она часто ловила себя на мысли, что с нею происходят приятные превращения. Наверное, само ожидание счастья, любви делало девушку более открытой, милой, привлекательной.

Марина перестала кривиться, глядя на свое отражение в зеркале, походка ее перестала быть тяжелой, она с удовольствием укладывала отросшие ниже плеч волосы в замысловатые прически. Алиса подарила ей лак для волос и теперь чуть не каждый день Марина экспериментировала с новыми прическами. Софья Львовна говорила, что у нее явные способности к парикмахерскому искусству.

– Набирайся опыта – летом не только мы, но и твои однокурсники сможем оценить твое мастерство, – подстегивала подругу Алиса.

Марина только загадочно улыбалась. Ведь делала она это только для одного человека, а он, замечая в девушке перемены, не спешил менять свой стиль поведения. Тимур продолжал провожать ее после занятий. Теперь они шли рядом, постоянно разговаривая о совершенно абстрактных вещах – ничего личного. Несколько раз они гуляли по заснеженному скверу в центре города, и тогда Тимур был молчаливее обычного. Марина ловила на себе его внимательный, изучающий взгляд и чувствовала, как сильно начинает стучать сердце, сбиваться дыхание. Малейшие проявления знаков внимания с его стороны казались ей необычайными, будь то небольшая шоколадка, подаренная им, или маленький горшочек с фиалкой, который он старательно прятал под курткой и недавно вручил уже у подъезда Маринкиного дома.

– Поставь на кухне и всякий раз, когда посмотришь на него, – вспоминай обо мне, – передавая в озябшие руки девушки цветок, сказал Тимур.

– Спасибо. – Марина благодарно улыбалась. – Это так необычно.

– Я не люблю дарить букеты – это мертвые цветы, лишенные жизни из-за своей природной красоты. Надеюсь, ты согласишься со мной.

– Конечно, спасибо. – Она чуть не расплакалась от волны нежности. – Это первое живое существо, которое появится в моей квартире после смерти мамы. Я буду заботиться о нем, обязательно буду.

Тимур не ожидал проявления такой сентиментальности с ее стороны. Для него самого было в диковинку делать такие подарки, вести размеренные беседы. В свои двадцать он давно перестал относиться к жизни с восторженностью, которой была переполнена Марина. Он позволял себе вольности, рассказывать о которых не стал бы никому.

Его жизненный опыт был полон не только радужного и светлого. Он рано потерял отца, вечно больная мать смотрела на него, как на обузу, ожидая тех времен, когда он будет содержать ее. Она ни разу больше не пыталась устроить свою личную жизнь и все свободное после работы в проектном институте время проводила за швейной машинкой. Тимур засыпал и просыпался под ее размеренное жужжание. Но вместо благодарности за труд он испытывал отвращение к деньгам, которые мать старалась заработать своими руками. Он презирал ее, себя за то, что приходилось вечно считать копейки до ее зарплаты, его стипендии. Он не мог позволить себе того, что для многих его друзей было нормой, и клялся, что обязательно вырвется из этой серой, невзрачной жизни.

Но реально все складывалось более прозаично: глобально ничего не менялось. Он поступил в медучилище без особого желания работать в этой области. Просто не хотелось идти в ПТУ, а мама очень обрадовалась, когда он намекнул о своем желании учиться именно здесь. Она уже видела его в белом халате, ведущим прием благодарных больных. Она забывала о том, что для этого нужно было окончить еще и институт, а Тимура не радовала перспектива стать вечным студентом.

Коллектив в училище был на девяносто процентов женский, что позволяло ему – угрюмому, но умеющему расположить к себе – заводить бесконечные интрижки то с одной, то с другой девчонкой. Два его товарища по учебе тоже не отставали. Они словно устраивали негласное соревнование по разбиванию девичьих сердец. Тимур не был в этом лидером. Он вообще злился на себя за то, что горячая южная кровь отца постоянно толкала его на подобные авантюры. Он физически не мог долго обходиться без ласки, внимания, переживая дискомфорт каждый раз, когда период воздержания становился долгим.

В компании друзей его знали как неистощимого, изобретательного в любовных играх. Все его бывшие пассии с неохотой принимали новость о том, что их роман, увы, завершен. Тимур был мастером доставлять женщинам удовольствие. В его постели побывало такое их количество, что оставалось удивляться его умению расположить к себе таких разных и по возрасту, и по темпераменту представительниц слабого пола.

Еще в школе в десятом классе он умудрился закрутить роман с молоденькой преподавательницей физики. Злые языки поговаривали, что он просто взял ее силой в подсобке, куда она после уроков относила пособия для занятий. Было с его стороны это насилием или все прошло по обоюдному согласию – осталось тайной, но всегда найдутся те, кто все видит и слышит – маме пришлось перевести мальчика в другую школу, а о судьбе той учительницы он не пожелал ничего знать.

Довольно средние знания, подтвержденные аттестатом зрелости, и не позволили бы ему в первый же год поступить в институт, поэтому решение продолжить учебу в медучилище показалось ему самым оптимальным. Здесь он считал месяцы, дни до окончания учебы. Развлечения, которые он мог себе позволить, – посиделки в общаге с обязательной бутылкой водки, дискотеки по выходным и легкий, ни к чему не обязывающий секс с однокурсницами и девчонками с параллельных потоков.

Его отношения с Мариной выбивались из общего правила. Во-первых, она ему не понравилась с первых минут, как только перешагнула порог аудитории, где по традиции первым предполагался Ленинский урок. Бесцветная, закомплексованная, худенькая, бедно, но аккуратно одетая девушка ничем не привлекла его внимания. Он еще подумал тогда, глядя на ее бледное лицо с ярко-красными губами, что в белом халате она будет смотреться ужасно, пугая своим нездоровым видом больных. Потом он молча наблюдал за тем, как она отстраненно держалась от всех, стараясь не пропускать занятий, занимала всегда первую парту и внимательно слушала лекции. А на практических занятиях в препараторской не впадала в показные истерики, когда на их глазах разрезали тушки жаб, не падала в обморок при виде крови. При всей своей внешней хрупкости она казалась очень цельной и смелой. Ее не задевали постоянные насмешки и наглые шуточки двух сокурсников Тимура. Они не упускали возможности съязвить чтонибудь в ее адрес, наделяя девушку часто обидными прозвищами.