Таинственный спаситель - Элизабет Хойт Страница 33

Он отвернулся.

Она схватила его за руку необычайно крепко — впрочем, она удивляет его своей женской силой с тех самых пор, как нашла на улице без чувств, в костюме Призрака Сент-Джайлса.

— Куда вы? — поинтересовалась леди Бекинхолл.

Он отвел взгляд от ее лица.

— Нам надо вернуться в зал.

— Зачем?

Он поморщился.

— Мне полагается встречаться с сановниками, помните?

— Я помню, что вы, судя по всему, собираетесь отвергнуть меня как пустое место.

Он наконец снова повернулся к ней — похоже, необходимо найти способ побороть это животное влечение, и он вполне может сделать это прямо сейчас.

Ее сочные губы были плотно сжаты, брови нахмурены, а в бесподобных глазах сквозила… боль. Боже милостивый! Сердце его облилось кровью.

— Чего же вы от меня хотите? — пробормотал он, сознавая, что бал и все присутствующие на нем люди всего в нескольких шагах. — Я извинился, а вы оскорблены.

— Вы избегаете разговора. — Она опустила руку, и он почувствовал, что в том месте, где она держала его, стало тепло. — Вы избегаете меня. Вы собирались поцеловать меня минуту назад. Я чувствовала это и…

— Но не поцеловал.

Уинтеру хотелось дернуть себя за волосы, врезать кулаком по стене, схватить ее снова и уступить соблазну. Целовать ее до тех пор, пока эта боль не уйдет из глаз.

Но ничего этого он, конечно же, не сделал.

— Не поцеловали, — медленно повторила она. — Очевидно, передо мной легко устоять.

— Легко. — Он фыркнул при этом и сложил руки на груди, чтобы удержать их при себе. Как она может думать, что это для него легко? — Я не сомневаюсь, что вы привыкли к мужчинам, которые целуют вас, и не только, стоит лишь посмотреть на них так, как вы только что смотрели на меня.

Губы ее приоткрылись.

— Вы называете меня шлюхой?

Его голова дернулась назад.

— Нет, я не…

Она шагнула вплотную к нему и довольно чувствительно ткнула пальцем в расшитый жилет.

— Может, я и не соответствую вашим пуританским требованиям, но это ни в коей мере не делает меня безнравственной женщиной. Вы понимаете это, Уинтер Мейкпис? Мне нравится общество мужчин и нравятся постельные забавы. Если этот факт вас стесняет, то, возможно, вам стоит пересмотреть свои взгляды.

Изабель с достоинством отвернулась, явно намереваясь выйти из алькова и оставить его одного.

Уинтер выбросил руку вперед. Настал его черед удерживать ее.

— Ничего подобного я о вас не думаю, — сказал он, пытаясь заставить ее повернуться к нему.

— Тогда почему не сделать следующий шаг? — спросила она отвернувшись.

— Я не могу.

Она обернулась, и он едва не закрыл глаза — настолько был ослеплен ее пылающим взглядом.

— Почему? Физически не способны?

Его рот скривился.

— Нет. По крайней мере, насколько я знаю.

Глаза ее смягчились.

— Если это страх от неопытности, то, уверяю вас, я не буду ожидать от вас действий опытного любовника — во всяком случае, поначалу.

Губы Уинтера дернулись.

— Нет, дело не в этом. Вы не понимаете…

— Так объясните.

Он выдохнул, запрокинул голову и устремил взгляд на пухлых купидонов, скачущих по потолку герцогини Арлингтон.

— Я посвятил себя приюту и Сент-Джайлсу. Я поклялся помогать тем, кто нуждается в моей помощи — нуждается отчаянно — в этой Богом забытой части Лондона.

— Вы говорите так, словно дали священный обет, — с изумлением проговорила она.

Уинтер отвел взгляд, приводя в порядок мысли. Он никогда не облекал это в слова, никогда не говорил ни одной живой душе о своей миссии.

Затем он сделал глубокий вдох и повернулся к ней.

— Если не по философии, то по цели это весьма схоже со священным обетом. Я не такой, как ваши светские проказники, Изабель. Я отношусь к физической любви как к чему-то святому и неприкосновенному. И если бы я когда-нибудь и лег с женщиной в постель, то только с той, которую захочу сделать своей женой. Но я не намерен жениться и, следовательно, не собираюсь настолько сближаться с женщиной — физически или эмоционально, — чтобы предаться с ней любви.

— Но вы же не монах, — возразила она. — Вы же вполне можете иметь жену и семью и помогать нуждающимся в Сент-Джайлсе.

Он посмотрел на нее, такую красивую, такую полную жизни.

— Нет, я так не считаю. Первостепенный долг мужа и отца — перед женой и детьми. Все остальное второстепенно. Стало быть, если я буду женат, обитатели Сент-Джайлса отодвинутся для меня на второй план, а это невозможно.

Глаза ее расширились от потрясения.

— Не могу поверить. Вы пытаетесь стать святым.

Рот его сжался.

— Нет, я просто решил посвятить свою жизнь помощи нуждающимся.

— Но почему?

— Я уже говорил, — ответил он, силясь подавить раздражение. У Мейкписа возникло такое чувство, будто ему рассекли грудную клетку, сунули туда руку и перемешали все органы. Ему это совсем не нравилось. — Дети, бедняки Сент-Джайлса, ужасная жизнь, которой они живут. Вы что, не слушали меня?

— Все я прекрасно слышала, — резко бросила она. — Я спрашиваю, почему вы. Почему именно вы должны пожертвовать своей жизнью?

Он беспомощно покачал головой. Она принадлежит к привилегированному классу. Она никогда не знала нужды, никогда не считала каждую монету, чтобы решить, купить ли угля, дабы согреться, или же хлеба, чтобы утолить голод, ибо хватит только на что-то одно.

Уинтер отпустил ее руку и отступил назад, устанавливая приличествующее расстояние между ними. Когда заговорил, голос его был спокойным и ровным, мягким:

— Если не я, то кто?

Мэгс вздохнула и выгнула спину, охваченная блаженной истомой, уступившей место бурной страсти. Это было одно из многих откровений, которые она обнаружила с тех пор, как дорогой Роджер приоткрыл перед ней завесу над таинствами спальни: каким размякшим и совершенно расслабленным бывает потом тело.

Правда, у них пока еще не было возможности встретиться в спальне.

В данную минуту она полулежала на диване в очень темной гостиной в задней половине дома Арлингтонов. Она слышала звуки бала, приглушенные стенами отделяющих их других комнат, но все равно это было чудесное, уютное убежище только для них двоих.

— Пора подниматься, любовь моя, — прошептал на ухо Роджер.

— Так скоро? — Мэгс надула губки.

— Да, немедля, — сказал он с напускной строгостью. Роджер сел и стал поправлять на себе одежду. — Ты же не хочешь, чтобы матроны в бальном зале заметили твое отсутствие, а? Или хуже того — твой брат маркиз.