Кружевной веер - Кэрол Мортимер Страница 33

Гейбриел так долго молчал, что Диана испугалась, наверное, она опять чем-то вызвала его недовольство. Интересно, чем? Тем, что приготовила ему вечерний костюм, чтобы он переоделся к ужину, как только вернется от матери? А может, она ошибается и он злится не на нее, а на самого себя?

— Милорд… — начала она и вдруг тихо ахнула, полуобернувшись и увидев, что Гейбриел неслышно подошел к ней вплотную. Он очутился так близко, что она явственно ощутила жар, идущий от него, жар, который опалил ее даже сквозь платье. Медленно подняв голову и посмотрев ему в глаза, она рассмотрела даже черные кольца, окружающие темно-синие радужки и придающие его глазам такое волнующее и тревожное выражение. Диана невольно потупилась, но взгляд ее уткнулся в четкий рисунок его красиво вылепленных губ, которые — теперь она знала это! — иногда бывают такими ласковыми и нежными.

Внезапно она опомнилась. Совсем неподходящие воспоминания и мысли лезут ей в голову, когда они вдвоем в его спальне!

— Диана!

Она покосилась на него из-под длинных ресниц, по спине пробежал холодок. Она узнала знакомую хрипотцу в его голосе. Похоже, она ошибалась и Гейбриел вовсе не злится на нее, он испытывает нечто совершенно другое…

Она облизнула губы кончиком языка и быстро сказала:

— Вам в самом деле пора переодеваться к ужину.

— Охотно — если вы и дальше соизволите заменять мне камердинера! — Гейбриел на миг закрыл глаза, и Диана не успела разглядеть выражение его потемневших глаз.

Она едва не задохнулась; во рту внезапно передохло, потому что ей показалось, что даже воздух в комнате сгустился, наполнившись жарким ожиданием.

— Конечно, я помогу вам, если нужно…

Он едва заметно улыбнулся:

— Особой нужды в вашей помощи нет, но почему бы нам не воспользоваться тем, что мы одни и нам никто не мешает?

Диана расслышала чувственные нотки в его голосе, и ее снова обдало жаром. Все, кроме него, исчезло, словно куда-то провалилось. Она видела и ощущала только его одного.

— В таком случае повернитесь, пожалуйста.

Те несколько мгновений, пока Гейбриел не сводил с нее взгляда, показались ей вечностью. Наконец он едва заметно кивнул и повернулся к ней спиной. Диане подумалось: едва ли он так доверяет многим людям.

Когда Диана робко коснулась его ворота, Гейбриел почувствовал, как дрожат ее руки. Едва заметно она погладила завитки его темных волос на затылке, и он с трудом удержался от стона удовольствия. Визит к матери оказался бесплодным: ему не удалось не только побеседовать с ней, но и понять, рада ли она его приезду. Когда, вернувшись к себе, он увидел, что Диана ждет его, он испытал странное и незнакомое чувство радости. Непривычного тепла. Весьма странные ощущения для человека, последние восемь лет привыкшего холодно сторониться не только, врагов, но и друзей.

Гейбриел оказался так высок, что Диане пришлось встать на цыпочки, чтобы спустить с его плеч превосходно сшитый сюртук и помочь ему выпростать руки. Касаясь его широких плеч, мускулистой груди и длинных рук, она понимала, как близка к нему. Кровь прилила ей к лицу, когда он развернулся к ней лицом, очевидно ожидая, что после сюртука она снимет с него жилет. Охвативший ее жар не был связан с чувством стыда оттого, что ей пришлось исполнять услуги камердинера, зато связан с теми интимными удовольствиями, на которые он ей намекнул.

Тая под его пронизывающим взглядом, она дрожащими пальцами расстегивала пуговицы на его серебристом парчовом жилете и всякий раз невольно вздрагивала, если ее ладони касались его груди. Наконец, сняв с него жилет, она положила его на кровать, рядом с сюртуком.

Замявшись, она спросила:

— Вы хотите, чтобы я сняла с вас и шейный платок, и рубашку — или предпочитаете заняться этим сами?

— А вы что предпочитаете? — негромко спросил он.

Сердце екнуло у Дианы в груди при одной мысли о том, что она сейчас снимет с него рубашку и обнажит его мускулистую грудь. Она бросила на него быстрый взгляд и тут же отвела глаза в сторону. От нее не укрылось, как жадно он разглядывает ее грудь, видную в низком вырезе платья.

От волнения у нее даже сел голос.

— Разумно ли мы поступаем, Гейбриел? — тихо спросила она.

— Неужели все, что между нами происходит, должно быть разумным? — возразил он.

Она покосилась на него из-под длинных ресниц:

— Но ведь нас ждут к ужину!

— Я определенно проголодался, но к еде мой голод не имеет никакого отношения, — ответил он, не сводя с нее пламенного взгляда.

Диана поняла, что у нее нет сил противиться его страсти; она словно растворялась, плавилась на медленном огне его желания, которое он даже не пытался скрыть. Несмотря на недавнее противостояние, под крышей Фолкнер-Мэнор они обрели поистине драгоценную близость. Здесь и сейчас они только вдвоем. Между ними словно протянулась ниточка взаимопонимания, которую они оба отчетливо ощущали. Помогая ему раздеться, Диана испытывала совсем иные чувства, чем в прошлом, когда ухаживала за отцом…

— Да уж, надеюсь, вы не испытываете ко мне дочерней привязанности!

— Ах! — Она залилась густым румянцем, когда он насмешливо ответил на слова, которые, как ей казалось, возникли лишь в ее голове, но которые она, очевидно забывшись, произнесла вслух.

— Да, — кивнул он, любуясь ее раскрасневшимися щеками, ее ясными, сверкающими голубыми глазами. Понизив голос до хрипловатого шепота, он спросил: — Какие же чувства вы испытываете сейчас?

— Иного рода. Совершенно иного рода, — тихо, задыхаясь, ответила она, отчего его пробила дрожь.

И все же он не сдавался:

— Не неприятные?

— Н-нет… совсем нет.

— В таком случае продолжим! — Гейбриел схватил ее за руки и приложил ее ладони к своей вздымающейся груди.

Едва дотронувшись до него, ощутив сквозь тонкий шелк его стальные мускулы, услышав биение его сердца и загоревшись от его жара, Диана сразу поняла, почему им не следует продолжать ни при каких обстоятельствах… И почему им непременно нужно продолжить!

Дрожащими пальцами она начала развязывать сложный узел, каким был завязан его шейный платок; сняв платок, она положила его на кровать, рядом с сюртуком и жилетом. Сгорая на огне его пытливого взгляда, она медленно расстегнула четыре пуговицы у ворота его шелковой рубашки и увидела загорелую кожу и поросль темных курчавых волос на груди.

— Вы не закричите, если мне придется и вовсе снять мою заношенную за время пути рубашку?

Диана подняла светлые брови:

— Я никогда не кричу, милорд!

Гейбриел прекрасно представлял, в каких случаях она все-таки может закричать, воображая, как его губы и руки проникают в самые сокровенные уголки ее тела.