За первого встречного? - Натали де Рамон Страница 33

— Клео! — позвал меня папа. У него был очень лукавый вид. — Ты говорила, что сеньор Паоло специалист по сказкам? — Папа протянул мне какую-то пачку бумаг. — Попроси его прочитать и прокомментировать это.

— А что это, папа?

— Новый сценарий Зика Транзита. Итальянская история про герцога озера Гарда и его родственников. Зик хочет, чтобы я сделал ему костюмы. — Папа словно не замечал, как Поль буквально побагровел. — А я спать хочу, просто глаза слипаются. Я не спал больше суток, — виновато добавил папа. — Почитайте, потом мне расскажете, я должен завтра дать ответ герру Транзиту.

Мы послушно склонились над рукописью, я чувствовала настоящий жар от лица Поля и, осторожно поцеловав его пылающую щеку, с удивлением сказала:

— Это ведь твоя история, Поль!

— Да, только здесь какие-то викинги, турки… Зачем? Это же все не правда! Дочке герцога и ее сыну никто не помогал, кроме нянюшки и купца!

Я хотела сказать папе, что Поль знает, как все было по-настоящему, но папа уже спал. И Катрин тоже дремала, сняв очки. Я еще не видела ее без очков. Она выглядела гораздо мягче и не такой «селф-контрольной», наверное, потому, что чуть-чуть улыбалась. Какая она все-таки маленькая! И как она решилась пойти на лодке за катером неизвестно куда! Ночью! Как она собиралась отбивать меня у гиганта-Гарри? Но ведь, если бы не ее лодка, неизвестно, нашел бы нас папа… Интересно, а папа носит ее на руках? Наверное, носит. Она же маленькая, не то что я. Но ведь Поль носил меня на руках целую ночь!

— Поль, а тебе тяжело было носить меня?

— Взять тебя на руки?

Лицо Поля было совсем рядом, я видела в его глазах, что он, как в подземелье, снова стал без слов понимать меня, мне ведь действительно очень хотелось обнять его за шею и прижаться! Почувствовать его дыхание и губы…

— Поль…

И, представляете, он осторожно повернул меня к себе, его руки коснулись моих плеч и остались на них, мои руки ощутили завитки его волос, а наши губы… Что наши губы? Да не знаю я! Только у нас опять оказалось одно сердце, и ничего не было вокруг, кроме слепящего света, который вдруг стал рассыпаться на звезды, и между ними чернела темнота. Но чтобы оставался только свет и никакой темноты не было вовсе, нужно было сделать что-то, чего нельзя было делать сейчас, но что мы обязательно должны были сделать, чтобы взлететь. Ну, не так, как на самолете, мы ведь и летели сейчас на самолете, а чтобы вообще взлететь. Чтобы были только мы и этот свет, а никакой темноты, подступающей и исчезающей от биения нашего сердца, не стало. У меня даже потекли слезы, а Поль целовал и целовал меня: мои губы, щеки, глаза с этими самыми слезами…

Я нечаянно взглянула через плечо Поля и замерла: папа что-то шептал Катрин, повернувшись к нам спиной. И на папиной шее были точно такие же завитки волос, как у Поля… И Катрин вдруг потрогала их своими детскими пальцами, а папа неловко обнял ее забинтованной рукой. Неужели они целуются и их сердце тоже превращается в одно? Какая я дура, конечно, целуются, ведь они муж и жена. Но я никогда не видела, чтобы папа целовался с мамой в самолете. И так долго целовался! Обычно они чмокали друг друга в щеку и говорили: «салют» или «пока». Нет, в спальне они наверняка целовались по-другому… А теперь он целует Катрин в самолете, как в спальне. Но почему папа не может этого делать, если я целую Поля? Неужели я тоже целую Поля, как в спальне?