Пылкие мечты - Мэй Макголдрик Страница 33

— Будучи настоящим джентльменом во всем, немец попросил благословения у отца девушки, чтобы жениться на ней, но у хозяина дома засело в голове, что он выдаст свою дочь ну по крайней мере за английского графа и, уж во всяком случае, не за иностранца. И этот старый джентльмен, упрямый как осел, отказал немцу. — Энн поливала водой голову Гвинет, заодно распутывая длинные волосы. — Дальше дело было так. Двое братьев Уэсли приняли близко к сердцу судьбу двух влюбленных и рассказали немцу о Гретна-Грин и о том, как можно пожениться без согласия родителей. Той же ночью влюбленные сбежали, причем им помогал сам министр Уэсли.

Гвинет, перестав намыливать руки, взглянула на Энн:

— Должно быть, это было совсем просто, ведь они жили близко?

— Ну конечно, мисс. Говорят, отец девушки помчался за ними, но опоздал — бракосочетание уже состоялось.

— И с тех пор они жили счастливо, — подвела итог Гвинет.

— Да, мисс. Так и было. Но это еще не вся история. — Энн взяла гребень и принялась расчесывать кудри Гвинет. — Тот приехавший вместе с Чарлзом Уэсли художник, о котором я упоминала в самом начале, по прибытии в Лондон нарисовал четыре картины, посвященные этому событию.

У Гвинет тут же заработало воображение. Одна картина — первая встреча влюбленных; другая — парочка влюбленных, за которыми по пятам мчатся на лошадях отец и слуги; третья — быстрый обряд бракосочетания, и, наконец, четвертая — возможно, благословляющий отец или, может быть, он и она возвращаются в Германию.

— На одной из картин стоит маленькая деревенская девочка с босыми ногами, вся в лохмотьях, и смотрит с благоговением на происходящее. — Голос Энн вернул Гвинет к действительности. — Ну и когда новобрачная увидела эти картины, она попросила мужа отвезти ее снова в Гретна-Грин, чтобы найти эту девочку.

— А что, эта девочка действительно была? Не выдумал ли ее художник?

— Не-а, мисс. Деревенская девочка существует на самом деле, как вы или я.

— Они нашли ее?

— Да. — Энн кивнула, просияв от радости. — Девочку в лохмотьях звали Эффи, она родилась в очень бедной семье, жившей в конце деревни. В семье было шестеро детей, и уже поспевал седьмой ребенок, так что отец с матерью с радостью согласились продать Эффи только что поженившейся паре.

— Они продали свою дочь? — недоверчиво спросила Гвинет.

— Да, мисс.

— Но ведь родители девочки ничего не знали об этих людях. А что, если новые родители чем-то навредили бы ребенку?

— Когда, мисс, вы так бедны, вас вряд ли будут волновать подобные мысли.

Энн наклонила голову Гвинет чуть вперед и принялась намыливать ей волосы.

— Можете быть спокойны — наша Эффи уехала в Германию вместе со своими новыми родителями, получила там достойное воспитание и стала настоящей леди. Говорят, когда выросла, она вышла замуж за настоящего графа и никогда уже больше не вспоминала о своем нищем детстве и убогом ветхом домике на окраине Гретна-Грин.

— Не очень-то счастливая история, — тихо произнесла Гвинет. — Особенно для ее семьи. Она могла бы приехать домой, чтобы просто навестить родителей или даже помочь деньгами.

Служанка начала споласкивать волосы Гвинет, но тут ей попало мыло в глаза, и она крепко зажмурилась.

— Я никогда не думала об этом, — задумчиво произнесла Энн.

Внезапный стук в дверь испугал девушек. Чтобы смыть щипавшее глаза мыло, Гвинет плеснула водой в лицо, но от этого легче не стало.

— Это, наверное, один из ребят с теплой водой для ополаскивания, — объяснила Энн, бросаясь к двери.

Гвинет погрузилась как можно глубже в ванну. Возле двери раздался шепот, но, услышав, что дверь снова закрылась, она успокоилась.

— А ты, Энн, случайно, не родственница Эффи? — спросила Гвинет, почувствовав, как вода тонкой струйкой полилась ей на голову и на лицо, смывая мыльную пену.

— Не думаю, что я знаком с какой-нибудь Эффи! Услышав этот низкий голос, Гвинет едва не выскочила из ванны. Она отфыркивалась и старалась держать глаза открытыми.

— Что ты здесь делаешь?

Гвинет схватила сорочку и, прикрыв грудь, а заодно и ноги, откинула с лица мокрые волосы.

— Просто я вернулся в свой номер, — с легкой издевкой ответил Дэвид, отвешивая ей почтительный поклон и не выпуская из рук кувшин с водой.

— Что ты имеешь в виду, говоря «свой номер»?

Этот номер мой!

— Ладно, если ты настаиваешь, пусть это будет наш номер.

Его взгляд, скользнувший по ее лицу, шее, как будто старался проникнуть за мокрую сорочку, которую она плотно прижимала к груди.

— К моему глубокому сожалению, в этой гостинице мы лишены роскоши жить в отдельных номерах. Похоже, на рынке брачных услуг наступила горячая пора.

— Но тут должны быть и другие гостиницы!

Гвинет никак не удавалось совладать с сорочкой, которая упорно стремилась всплыть наверх; пришлось прижать колени к груди.

— А если их нет, ты можешь переночевать на конюшне.

— Конечно, могу. Но зачем, ведь здесь мне будет намного удобнее? В твоих волосах, кстати, еще осталось мыло.

Дэвид снова полил ее голову водой. Руки у Гвинет были заняты, и она не могла помешать ему.

— Дэвид Пеннингтон, то, что выделаете, ребячество и не к лицу мужчине. Вы просто трусливый мошенник и негодяй, ищущий приключений…

Гвинет вдруг начала отплевываться, а затем и вовсе умолкла — ее вынудил замолчать Дэвид, вылив на голову целый кувшин воды.

— Какие прекрасные веснушки у тебя на плечах! А какая у тебя восхитительная спина!

Гвинет окаменела, почувствовав, как его пальцы нежно гладят ее спину. Она не могла совладать с жаром, вспыхнувшим внутри. Как всегда, ее тело не желало слушаться разума, стоило только Дэвиду начать ее ласкать. Она снова отбросила волосы с лица и повернулась к нему:

— Дэвид, пока между нами ничего еще не произошло, я говорю тебе, что…

Он воззрился на ее грудь. Она посмотрела вниз и вдруг поняла, что намокшая сорочка, которой она прикрывалась, стала почти прозрачной и соски рельефно проступают сквозь мокрую ткань. Скрестив руки, она прикрыла их. — Почему ты так себя ведешь со мной?

Напряженный взор голубых глаз Дэвида обжигал ей кожу.

— Не я веду себя так, Гвинет. Ведь это ты положила начало всему. Когда мы были почти детьми, ты преследовала меня по всему Баронсфорду.

— Тогда я была глупым ребенком. Мысленно я тебя представляла героем. Но в этом не было.., ничего личного.

— Но затем, когда ты повзрослела, кое-что изменилось, не так ли? — хмыкнул он. — Ах, разве все дышало невинностью, когда совсем недавно ты сидела у меня на коленях? А в прошлом году, в Баронсфорде, когда я пришел на скалы, чтобы повидать тебя? Вряд ли ты станешь утверждать, что в тот день между нами ничего не произошло.