Цветущий сад - Маргарет Пембертон Страница 33

— Нет, — прошептала она, но он уже прижался к ее губам, целуя с такой нежностью, что ее первоначальный протест угас. Губы его были мягкими и теплыми. Тело — твердым и уверенным. От него исходило невероятное спокойствие.

Когда он оторвался от нее, она, превозмогая себя, сказала:

— Извини, Вир. Не надо делать этого.

Его руки продолжали обнимать ее.

— Почему? — спросил он осторожно. — Из-за Джека?

Она отрицательно покачала головой.

— Из-за другого мужчины?

Нэнси кивнула.

Он помолчал с минуту, скользя пальцем по контурам ее лица и чувственному изгибу губ.

— А он любит тебя?

Она криво улыбнулась:

— Нет. По-моему, он не знает, что означает это слово.

Яхта слегка качнулась под ними.

— Тогда забудь его и отдайся любви с тем, кто знает, что это такое.

Она робко улыбнулась:

— Я хотела, Вир. Но не смогла.

— Ну что же, поглядим, — сказал он и, взяв ее за руку, повел в бар, сверкающий золотом и зеркалами.

Позже, за ужином, когда они ели омаров в столовой, размеры которой не уступали обеденному салону пассажирского лайнера, Вир задумчиво спросил:

— А почему ты выбрала Мадейру?

— Потому что этот остров достаточно удален и от Америки, и от Англии. Я уже была там, и там живет Зия Санфорд.

Это было близко к истине.

Вир налил себе еще вина и сказал:

— Я был здесь около года назад. В апреле прошлого года. Это любимое место моего приятеля — газетного магната.

Нэнси улыбнулась:

— Ты не жалеешь, что его нет на борту «Рослин» и что он не плывет с тобой на Канары?

— Не было никакой возможности прихватить его. Он слишком занят запугиванием правительства.

Нэнси не испытывала никакого желания говорить о политике. Эти разговоры всегда сводились к Верити.

— Как долго ты пробудешь на Мадейре? — спросила она.

При свете лампы его волосы отливали серебром. Серые глаза казались искренними, прекрасной формы губы и подбородок говорили о том, что этому человеку можно доверять. У них были общие предки, общая бабушка. У него была удивительно приятная внешность, звание пэра, и хотя ее мать лишилась всего состояния и вынуждена была выйти замуж за американца, Вир Уинтертон не испытывал подобных затруднений. В мире было не так уж много людей, владевших такой большой и роскошной яхтой, как «Рослин». Он прекрасно подходил на роль любовника, и Нэнси почувствовала медленно растущую злость от того, что не могла ответить ему взаимностью. Рамон, вероломный и ветреный, привязал ее к себе стальными канатами.

— Пока ты не уедешь оттуда, — сказал он тихо.

Она почувствовала безысходное отчаяние. Неужели Виру придется везти ее тело назад в Англию? Она не указала в завещании, где ее должны похоронить. Ей было все равно. Когда она составляла завещание, ей казалось, что это никого не касается. Но теперь Вир грозился остаться с ней до конца, и ей представилась ужасная картина, как ее гроб стоит на столе, где они только что обедали.

— Что случилось? — спросил он так, что Нэнси вздрогнула. — Уж не увидела ли ты привидение?

— Ничего, — сказала она резко, но тут же заставила себя улыбнуться, когда он встал, чтобы принести ее вечерний палантин.

Накинув мех ей на плечи, Вир поцеловал ее в затылок. Нэнси ладонями коснулась его рук, испытывая невыразимую тоску, — Прости меня, — сказала она и, повернувшись, поцеловала его в щеку, как брата. — Спокойной ночи, Вир.

На какое-то мгновение ей показалось, что он хочет воспользоваться предлогом и опять поцеловать ее в губы. Но Вир не Рамон. Он коснулся губами ее рук, а Нэнси, закрыв за собой дверь каюты и оставшись одна в темноте, едва сдержала слезы, вспомнив горячее прикосновение губ Рамона к ее ладоням.

Когда утром Мария разбудила ее, принеся свежий апельсиновый сок, яркое солнце освещало каюту; сквозь иллюминаторы.

— Мы почти на месте, мадам, — радостно сказала Мария. — Вы уже можете увидеть остров.

Через полчаса Нэнси стояла на мостике рядом с капитаном и Виром, наблюдая, как они все ближе и ближе подходили к Мадейре. Сначала показались голубые горы, круто поднимающиеся прямо из моря, затем уже было видно зеленую тропическую растительность: деревья, яркие бугенвиллеи, мимозу и гибискус. Еще до того, как показались очертания домов Фанчэла, Нэнси заметила розовые крыши отеля «Санфорд», расположенного на скалах, возвышающихся над гаванью.

— Лорд Клэнмар говорит, что это настоящий райский сад, пробуждающий романтические чувства в сердцах журналистов, — сказал Вир, улыбаясь ей.

Когда яхта вошла в гавань, подул сильный ветер, донося до них запах тамариска. Почти все склоны холмов вокруг города утопали в африканских маргаритках и стрелитзиях.

— Здесь должен находиться Майклджон, — добавил Вир, кивнув в сторону сверкающего семидесятифутового шлюпа. — И Каррингтон. Ты уверена, что не хочешь на Канары? Там будет гораздо спокойнее. В феврале на этом острове отдыхает половина Лондона.

Нэнси ничего не ответила. С тех пор как на горизонте появились очертания Мадейры, у нее поднялось настроение. Теперь она не сомневалась, что поступила правильно. На пристани собралась толпа местных жителей, одетых в пестрые одежды, мелькали моряки в безукоризненной форме и цветочницы с огромными корзинами цветов. Телеги, запряженные волами и доверху нагруженные овощами и фруктами, тяжело скрипели по булыжной мостовой пристани. «Рослин» встала на якорь, и у причала собралась толпа, а когда Нэнси и Вир ступили на берег, их осыпали лепестками цветов. Они сели в «испано-суизу» с открытым верхом.

Мария, камердинер Вира и большая часть их личных вещей разместились в экипаже, запряженном волами, а бесчисленные кожаные чемоданы Вира мужчины в соломенных шляпах погрузили на телеги, в которых только что привезли бананы.

— Ты выглядишь уже значительно лучше, — сказал Вир, в то время как их автомобиль плавно поднимался вверх по крутому склону холма туда, где в зелени садов, утопая в цветах и пальмах, во всем своем великолепии возвышался отель «Санфорд».

— Да, мне хорошо.

По пути всюду встречалась фамилия Рамона. Она мелькала на вывесках банков, контор и винных погребков. Только на отеле вывески не было. Санфорды есть Санфорды. Не было нужды афишировать то, что и так хорошо всем известно.

— Добро пожаловать в отель, ваша милость, — почтительно приветствовал их швейцар, тогда как стайка посыльных бросилась встречать телеги с багажом.

Нэнси вошла в вестибюль и испытала необычное, почти неземное чувство, что здесь она наконец обретет душевный покой. Странно, но раньше она не испытывала ничего подобного. Когда она останавливалась тут с Джеком, для нее это был просто красивый, роскошный отель. Ей было приятно жить здесь, но она никогда не стремилась вновь побывать в нем. Желание вернуться возникло только после встречи с Рамоном и полного краха ее жизненных устоев.