Карусель - Розамунда Пилчер Страница 33

— Ты говорила об этом кому-нибудь?

— Нет. Папа все равно никогда меня не слушает, и к тому же я боялась.

— Ты боялась своего папу?

— Нет. Просто боялась. Боялась, что она уедет и больше не вернется.

— Ты знаешь, что твой папа звонил вчера вечером бабушке?

— Я не спала и слышала, как зазвонил телефон. Бабушкина гостиная находится под моей спальней. Мне слышно, как люди говорят, но не слышно, что они говорят. Но я услыхала, как она произнесла его имя. Его зовут Лесли. И я поняла, что это он. Я подумала, что он просто звонит узнать, как я тут. Но сегодня утром все стало так ужасно и я поняла, что он звонил не просто так. Бабушка сделалась какая-то непонятная и раздраженная, а потом она отправила меня с Бетти Карноу в деревню за кока-колой. Я поняла, что что-то не так, потому что мне всегда разрешали самой ходить в деревню.

— Я думаю, что твоя бабушка не хотела, чтобы ты что-то услышала. И расстроилась.

— А потом, когда мы вернулись, миссис Карноу и я, бабушка сказала, что я отправляюсь погостить у вас.

— И я надеюсь, ты была рада этому.

Все время, пока она говорила, Шарлотта сидела, опустив глаза, вертела в руках фасолину и медленно и тщательно раздирала ее на кусочки. Теперь она взглянула на Фебу, и в ее глазах за линзами очков читалась тревога. Она собралась с духом и спросила:

— Она никогда больше не вернется, да?

— Да. Она поедет в Южную Африку и останется там.

— А что будет с нами? С Майклом и со мной? Папа не может за нами смотреть. Может быть, он был бы не против смотреть за Майклом. Они всегда все делают вместе, и на охоту ходят, и на матчи по регби, и все такое. Но он не станет смотреть за мной.

— Может и нет, — сказала Феба. — Зато я стану. Поэтому я и попросила твою бабушку, чтобы она разрешила тебе переехать ко мне.

— Но это ведь не навсегда?

— Ничего на свете не бывает навсегда.

— Я никогда больше не увижу папу и Майкла?

— Конечно, увидишь. В конце концов, Майкл твой брат.

Шарлотта сморщила нос.

— Он не очень-то добрый. Я не слишком его люблю.

— Все равно он твой брат. Может быть, на следующие каникулы он захочет приехать и тоже погостит у меня. Но я думаю, что и твоя бабушка будет рада его принять.

— Она не хотела, чтобы я приезжала, — заметила Шарлотта.

— Ты не должна так думать. Просто ей нелегко жить с такой маленькой девочкой, как ты. Бывают люди, которые не умеют ладить с детьми. Многие прекрасные люди этого не умеют.

— Но вы умеете, — ответила ей Шарлотта.

— Потому что я их люблю, — улыбнулась Феба. — Особенно тебя. Вот поэтому я и предложила, чтобы ты у меня пожила столько, сколько понадобится.

— А как быть с моей школой? — Шарлотта по-прежнему была очень насторожена. — Я должна вернуться туда в конце недели.

— Я поговорила об этом с твоей бабушкой. Ты любишь свою школу?

— Нет, я ее ненавижу. Я ненавижу все время жить не дома. Я самая маленькая, там нет никого младше меня, кто жил бы в интернате. Есть девочки, которые приходят туда только днем, они все дружат и общаются в выходные, а меня не зовут. Я бы тоже хотела ходить только днем, но мама сказала, что в интернате гораздо лучше. Не знаю, почему там лучше. По-моему, там гораздо хуже.

— Значит, ты не будешь против, если тебе не придется туда возвращаться?

Шарлотта осторожно это обдумала. На ее лице появился первый проблеск чего-то похожего на надежду.

— Почему? Разве я не должна туда вернуться?

— Нет, я думаю, это необязательно. Если ты будешь жить со мной, для всех нас будет гораздо лучше, если ты станешь ходить в местную школу. Тут никто не живет в интернате, и я думаю, тебе тут понравится.

— Я не очень хорошо учусь.

— Люди не бывают хороши во всем. Зато ты отлично рисуешь и мастеришь. А если ты любишь музыку, у них есть очень хороший учитель музыки и настоящий оркестр, который даже дает концерты. Я знаю одного мальчика, твоего ровесника, он играет на кларнете.

— И я смогу туда ходить?

— Если ты захочешь, я думаю, это можно устроить.

— Я очень хочу.

— Так ты поживешь со мной?

— Вы хотите сказать… я никогда не вернусь к папе?

— Да, — мягко сказала Феба, — возможно, я именно это и хочу сказать.

— Но… вы только что говорили… ничего не бывает навсегда. — Ее глаза были полны слез, и смотреть на это было очень больно. — Я не могу жить у вас…

— Нет, можешь. Столько, сколько захочешь. Как видишь, хотя и случилось самое плохое, мир все же не рухнул. Ты можешь обо всем поговорить и со мной, и с Пруденс. Тебе не нужно все держать в себе. Не старайся быть слишком мужественной. Если хочешь плакать — плачь на здоровье…

Слезы хлынули неудержимым потоком. Губы Шарлотты искривились, как у всех ревущих детей, но рыдания, которые сотрясали ее маленькое тельце, звучали как плач страдающего от горя взрослого человека.

— Ох, Шарлотта… — Феба наклонилась вперед в своем кресле, широко разведя обе руки — и здоровую, и ту, что была закована в гипс, — в этом жесте было обещание поддержки и любви. В любой другой момент этот чисто эмоциональный порыв мог показаться комичным, но сейчас он таким не казался. — Будет тебе, моя хорошая.

Шарлотта вскочила и бросилась в ее кособокие объятия, крепко обхватив Фебу за шею, зарывшись лицом ей в плечо и сбив набок ее шляпу.

Я подобрала корзину с фасолью и кастрюлю и пошла в дом. Потому что им нужно было побыть наедине. Потому что она была ребенком Дэниела. И потому что я боялась, что тоже расплачусь.

На кухне никого не было. Сквозь открытую заднюю дверь было видно, как Лили на лужайке развешивает для просушки белоснежные кухонные полотенца. Теперь она напевала новый гимн.

Не греши и не ругайся,

Честным быть всегда старайся.

Я поставила корзину с фасолью и кастрюлю на край чисто вымытого соснового стола и поднялась в свою спальню. Сегодня утром я убрала свою кровать, но с тех пор сюда заходила Лили, оставившая за собой сильный запах мастики и выстроившая все предметы на моем туалетном столике в аккуратную ровную линию. Я присела на край кровати и вскоре поняла, что все же не собираюсь плакать. Тем не менее я чувствовала себя такой потерянной и опустошенной, словно провела последние три часа во тьме кинотеатра, погрузившись в очень эмоциональный фильм, а теперь снова вышла на залитую светом улицу и ощупью иду по незнакомой мостовой, не в силах прийти в себя.

Мама не вернется с Майорки, да? Папа все равно никогда меня не слушает. Он не станет смотреть за мной. Я бы хотела ходить только днем, но мама сказала, что в интернате гораздо лучше. Бабушка не хотела, чтобы я приезжала.