Шипы и лепестки - Нора Робертс Страница 33

— Ты… — У нее перехватило дыхание. — Ты помнишь, в чем я была?

— Да, помню. И помню, что твои волосы были длиннее, чем сейчас. До середины спины. Сумасшедшие развевающиеся кудри. Босые ноги. Золотистая кожа, яркие цвета. У меня просто сердце остановилось. Я подумал: это самая прекрасная женщина, какую я когда-либо видел. И я хотел ту женщину так, как никого никогда не хотел раньше. — Джек умолк, чуть повернул голову и увидел ее широко раскрытые глаза. — А потом я понял, что это ты. Ты шла по кромке воды. Волны пенились вокруг твоих босых ступней, лодыжек, а я хотел тебя. Мне казалось, что я свихнулся.

Эмма поняла, что в какой-то момент перестала дышать. Перестала соображать. Она и не хотела соображать.

— Если бы ты подошел ко мне и посмотрел на меня так, как смотришь сейчас, я не смогла бы тебе отказать.

— Я ждал не зря. — Он поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем, вошел с ней в спальню, заметил и цветы, и свечи. — Красиво.

— Думаю, даже ради друга не мешает иногда постараться. — И чтобы успокоиться и создать настроение, Эмма взяла зажигалку, обошла спальню, зажигая свечи.

— Еще лучше, — улыбнулся Джек, когда она включила музыку.

Эмма повернулась к нему. Теперь их разделяла вся комната.

— Джек, я должна быть честной с тобой… как обещала. Романтика — моя слабость, как и разные ритуалы, и даже некоторая театральность. А другая моя слабость — страсть, пламенная, безумная. Я могу быть и романтичной, и страстной. Сегодня и ты можешь быть таким, каким захочешь.

Джек слушал ее, смотрел на нее, и она влекла его еще сильнее, чем в то утро на пляже. Он подошел к ней, погрузил пальцы в ее волосы, провел, словно гребнем, открывая ее лицо, очень медленно наклонился и поклялся себе сделать все, что в его власти, чтобы удовлетворить все ее слабости.

Эмма словно качалась на теплых волнах предвкушения, тело плавилось от одного его поцелуя. Глаза подернулись туманной дымкой, когда Джек подхватил ее, отнес на кровать.

— Я хочу касаться тебя бесконечно. Мне снилось, как я касаюсь тебя. — Его ладонь медленно скользнула под ее платье и поднялась по бедру. — Везде.

Джек снова поцеловал ее, теперь более жадно, более властно, а его пальцы заметались по ее коже и кружевным лоскуткам на ее теле. Эмма выгнулась ему навстречу. Джек провел губами по ее шее, по освобожденным от кардигана рукам и вдруг неожиданно перевернул ее, царапнул плечо зубами и занялся молнией на спине. Эмма оглянулась и успела заметить его загадочную улыбку.

— Эй, парень, помощь не нужна?

— Думаю, я и сам справлюсь.

— Надеюсь. Расселся тут. Я не могу ни платье расстегнуть, ни стянуть с тебя рубашку. — Под ее внимательным взглядом Джек расстегнул и снял свою рубашку. — Летом мне всегда нравилось смотреть на тебя без рубашки. А сейчас еще лучше. — Эмма перекатилась на спину. — Раздень меня, Джек. И не отпускай.

Пока он стягивал с нее платье, она, помогая, извивалась лениво, соблазнительно, и его блуждающий по ее телу взгляд искрился удовольствием.

— Ты бесподобна. — Джек провел пальцем по кружевным краям, по черным лепесткам. — Это может занять какое-то время.

— Я никуда не спешу.

Когда Джек снова опустил голову и продолжил свои исследования губами, Эмма просто погрузилась в потоки ощущений. Медленно, дюйм за дюймом, предупреждал он и сдержал свое слово. Он касался, он пробовал, он медлил, пока ее легкий трепет не превращался в соблазнительную дрожь.

Роскошное тело, отливающее золотом в свете свечей, разметавшиеся черные шелковистые кудри. Он всегда считал ее красавицей, но сегодня вечером вся эта красота была брошена к его ногам, и он мог, не таясь, наслаждаться ею. Каждый раз, как его губы возвращались к ее сочным, сладким губам, он получал чуть больше, хотя казалось, что это невозможно, и вел ее за собой медленно-медленно, все выше и выше, на самую вершину, с которой не страшно и сорваться.

— Моя очередь. — Эмма рванулась к нему, обвила руками его шею, прижалась губами к его губам, чуть повернула голову, поддразнивая, исследуя сильные плечи, широкую грудь, плоский живот… добралась до молнии…

— Я сам…

— Я справлюсь.

Она справилась, толкнула его на спину, достала из тумбочки презерватив и превратила предохранительный ритуал в изысканное соблазнение. Джек дрожал от каждого прикосновения ее пальцев, ее губ и в конце концов нетерпеливо схватил ее за волосы и притянул к себе.

— Сейчас.

— Сейчас.

Эмма откинулась, изогнулась и приняла его в себя. И начала двигаться. Медленно, не сводя глаз с его лица, впитывая и запоминая каждую капельку яркого, острого, почти болезненного наслаждения, постепенно захватившего ее целиком.

Джек обхватил ее бедра, поддерживая этот мучительный ритм, задыхаясь от сияющей красоты ее разгоряченного тела, от ее сверкающих в полумраке бархатных глаз. Его сердце бешено билось, но он сдерживался, пока она не содрогнулась в оргазме, и только тогда приподнялся, стянул ее с себя, перекатил на спину.

— Теперь моя очередь. — И он мощно, резко вонзился в нее. Она вскрикнула от неожиданности. Лениво догорающее наслаждение вспыхнуло с новой силой. Изумленная, потрясенная, она встретила этот бешеный штурм на равных. Новый оргазм пронзил ее, заполонил и лишил последних сил. Беспомощная, дрожащая, она цеплялась за Джека, пока он, содрогаясь, не рухнул на нее.

Джек закрыл глаза. У него не было сил дышать. И, казалось, он потерял разум, опьяненный ее ароматом, близостью ее теперь совершенно расслабленного тела.

— Ну, поскольку мы поклялись быть честными, — наконец произнес он, — я должен признаться, что ничего особенного не почувствовал.

Эмма рассмеялась и ущипнула его за ягодицу.

— Ах, как жаль, Наверное, просто искра не проскочила.

Джек ухмыльнулся, приподнял голову.

— Никаких искр. Но взрыв устроили.

— Ха, взрыв. Мы все вокруг сровняли с землей. — Эмма с долгим вздохом провела ладонями по его спине… и ниже. — Боже, классная задница, если тебя интересует мое мнение.

— Интересует, детка, твоя тоже.

Эмма улыбнулась.

— Мы говорим друг другу комплименты.

Джек чмокнул ее в губы, затем еще, чуть нежнее.

— Ты есть не хочешь? Я умираю с голоду. Как насчет холодных китайских закусок?

— С удовольствием.

Они ужинали за ее кухонным столом, вылавливая из картонок лапшу, кисло-сладкую свинину, цыплят кунг-пао.

— Почему ты так ешь? — спросил Джек.

— Как так?

— Микроскопическими кусочками.

Пока Джек подливал ей вино, Эмма выловила одну-единственную лапшинку.

— Началось с поддразнивания братьев и вошло в привычку. Когда мы получали сладости — мороженое или конфеты, неважно, — они моментально все съедали и злились, если у меня что-то оставалось. Поэтому я начала есть еще медленнее, и чем больше у меня оставалось, тем больше они бесились. Ну, как бы то ни было, теперь я меньше ем и получаю больше удовольствия.