Третий ключ - Татьяна Корсакова Страница 32

– В постаментах статуй по задумке скульптора были установлены поворотные механизмы, с помощью которых статуи могли двигаться.

– В каком смысле двигаться?

– Вокруг своей оси. Ничего сверхъестественного, – пояснил Василий Степанович, – но я с тобой полностью согласен – механизм тут ни при чем.

– А что тогда при чем? – спросила Люся.

– Хотел бы я знать.

Он и в самом деле понятия не имел, как такое может быть, но предполагал, что рациональное объяснение этому удивительному явлению найдется рано или поздно.

– Получается, что статуи изначально были заводными? – на лбу Аглаи пролегла морщинка.

– Выходит, что так, – вместо Василия Степановича ответил Михаил.

– И как они заводились?

– Ключами.

– Ключей у нас, надо полагать, нет?

– Ключей нет.

– Но рассмотреть постаменты нам ничто не помешает?

– Думаю, что статуи не будут возражать.

Это был странный диалог. Эти двое вроде бы и разговаривали друг с другом, но получалось, будто каждый из них может запросто обойтись без собеседника: риторические вопросы, пустые ответы...

– Ну, так чего мы ждем? – Люся решительно встала из-за стола и едва не налетела на Сандро, еще не привыкшего к ее порывистости. – Давайте сходим в парк и посмотрим!

Из комнаты отдыха выходили дружной компанией, только Петр остался изучать фотографии. Ну да он человек самостоятельный, дорогу знает.

Первой к статуям подошла Аглая. Долго вглядывалась в лицо Спящей дамы, потом обошла Ангелов и только после этого принялась изучать постамент.

– Не нахожу замочной скважины, – сказала задумчиво. – Василий Степанович, вы уверены, что механизм существует?

– Во всяком случае, о нем упоминалось в записках графини Марии Степанцовой, кузины графа. Кстати, графиню сей факт очень нервировал, она вообще относилась к статуям крайне негативно и не раз уговаривала брата убрать их из парка.

– Да вот же скважина! – Пока Василий Степанович делился сведениями, почерпнутыми из записок графини, Сандро планомерно исследовал постамент.

Скважина, если, конечно, это была она, находилась на одной из боковой поверхностей постамента, почти у самой земли.

– Ее песком присыпали, когда устанавливали. Кто ж знал, что это не простой постамент!

– Какая-то она маленькая, – с сомнением сказала Аглая. – Получается, что ключ должен быть совсем небольшой, с ладонь длиной.

– Выходит, что так. – Михаил присел рядом, провел пальцами по едва заметному отверстию в постаменте. Пальцы его словно невзначай коснулись Аглаиной ладони, и она тут же отдернула руку. – Ты никогда не встречала необычных ключей?

– Я?! – она резко встала, отошла от статуи. – Что в твоем понимании есть необычный ключ?

– Не знаю, – пожал плечами Михаил. – Просто любопытно, где он может быть.

– А зачем тебе? – удивилась Люся. – Хочешь завести эти чертовы статуи?

– Было бы интересно, – сказал он и снизу вверх посмотрел на Аглаю. – Жаль, что у нас только часть головоломки. Люблю, когда есть пища для ума.

– Это у тебя профессиональное – страсть к головоломкам? – Аглая отошла от Дамы к одному из Ангелов, провела ладонью по бронзовому крылу.

– В некотором смысле да, – кивнул он. – Неразгаданные загадки не оставляют меня в покое до тех пор, пока я с ними не разберусь.

– И много у тебя таких загадок?

– Одна, но очень сложная.

Вот и опять эти двое разговаривали так, словно вокруг больше никого не существовало. И разговор этот был одновременно похож и на признание в любви, и на скрытую угрозу. Очень интересно. Михаил не единственный, кто любит отгадывать загадки.

– А вот и наш Пинкертон пожаловал! – Люся махнула рукой в сторону выложенной старыми плитками дорожки, по которой торопливо спускался Петр. – Что это с тобой, Петенька? Что-то выглядишь ты как-то странно, может, перегрелся? – Люся притворно заботливым жестом коснулась лба участкового.

В ответ тот раздраженно дернул головой, сказал сбивающимся от быстрой ходьбы голосом:

– Эй, ребята, а давайте-ка дружненько выстроимся перед статуей!

– Это еще зачем? – Сандро недоверчиво нахмурился.

– Будем проводить следственный эксперимент. – Глаза участкового горели фанатичным огнем, и Василию Степановичу это очень не понравилось.

– Какой еще следственный эксперимент, Петр? – спросил он вежливо.

– Вы становитесь пока, а я потом все расскажу. Ну, давайте-давайте, поближе друг к другу! Веселее!

Когда все они, ворча и недоумевая, выстроились перед Дамой, Петр достал из кармана мобильный телефон и нацелил на них объектив фотокамеры. Через мгновение послышался щелчок, и участковый удовлетворенно улыбнулся.

– Все, дело сделано! Благодарю за содействие следствию!

– И что это было? – поинтересовалась Аглая, заправляя за ухо смоляно-черную прядь волос.

– Пойдемте в комнату отдыха, я вам все объясню.

Петр уже сделал было шаг прочь от статуи, когда Аглая снова его окликнула:

– Петя!

Он обернулся, и в этот самый момент Аглая навела на него объектив своего мобильника.

– Для полноты картины, – прокомментировала она свой поступок, пряча телефон обратно в карман джинсов. – Я так понимаю, ты хотел, чтобы все мы сфотографировались на фоне Дамы, но не учел один момент: того, кто снимает, нет в кадре.

– Слушай, Глаша, что ты делаешь в этой своей журналистике? – усмехнулся Петр. – Шла бы к нам в милицию, нам такие вот догадливые и сообразительные до зарезу нужны.

– Спасибо, но я уж как-нибудь в журналистике, – мотнула головой она.

– Еще бы, – встряла Люся, – в ментуре небось таких бабок не заработаешь! Там пахать нужно не за страх, а за совесть.

– Везде нужно пахать не за страх, а за совесть. – Аглая предпочла не вступать в дискуссию, пошагала обратно к дому.

– Совестливая нашлась, – буркнула ей вслед Люся.

Дневник графа Полонского

14 марта 1915 года

Не услышал Господь мои молитвы – Оленька впала в летаргию через месяц после Митиного рождения. Спасибо дорогому другу Илье Егоровичу, посоветовал хорошую кормилицу. Сын растет настоящим богатырем, отныне в нем и в девочках единственная моя отрада. Только они держат меня у той черты, за которой начинается безумие.

Скрывать Оленькино состояние становится все тяжелее. Правду знают только четверо: я, Илья Егорович, Мария и Ульяна. Старая карга днями возле Оленьки неотступно, а по ночам неведомо куда уходит. Возвращается только под утро, готовит отвары и притирки, бормочет над Оленькой что-то непонятное. Я не вмешиваюсь, хоть и вижу, что не помогает больше ведьмовское зелье. Теряю надежду.