Тысяча поцелуев - Джулия Куин Страница 32

На следующее утро

На подъездной аллее Фенсмора вытянулась длинная линия экипажей: это свадебные гости готовились покинуть Кембриджшир и отправиться на юго-восток, в Беркшир, а точнее – в Уиппл-Хилл, загородный дом Уинстедов. Предстояло настоящее путешествие «Великого и Ужасного Каравана Британской Аристократии», как выразилась Сара (Харриет, с пером в руке, настаивала, что такое определение требует написания с заглавных букв).

Поскольку до Лондона было совсем недалеко, некоторые из гостей, остановившиеся в ближайших гостиницах, предпочли туда вернуться, но большинство решили превратить двойной праздник в трехнедельную домашнюю вечеринку с увеселительной поездкой.

– Господи милосердный! – провозгласила графиня Данбери, получив приглашения на обе свадьбы. – Неужели они считают, что я собираюсь повторно открыть городской дом на десять дней между свадьбами?

Никто не посмел указать, что загородное поместье леди Данбери находится в Суррее, как раз на полпути между Фенсмором и Уиппл-Хиллом, но леди Данбери была права: сезон закончился, и вряд ли стоило открывать лондонские дома менее чем на две недели, если можно вполне наслаждаться чьим-либо гостеприимством.

Хотя, нужно сказать, это мнение разделяли не все.

– Напомните мне, – сказал Хью Дэниелу Смайт-Смиту, когда они шли по вестибюлю Фенсмора, – почему я не еду домой?

Из Фенсмора до Уиппл-Хилла было три дня пути – два, если кто-то хотел ехать быстрее. Хью полагал, что проведет в экипаже меньше времени, чем если вернется в Лондон, а потом, неделю спустя, отправится в Беркшир. Но все же поездка будет настоящим безумием. Кто-то (Хью не знал, кто именно, но точно не Дэниел: у того никогда не хватало мозгов на подобные вещи) разработал маршрут, отметил все гостиницы (вплоть до указания количества номеров в каждой) и объяснил, где кому следует проводить ночь.

Хью надеялся, что на этой неделе никто не поедет к Смайт-Смитам, иначе в гостиницах просто не останется свободных номеров.

– Вы не едете домой, потому что ваш дом уныл и скучен, – заметил Дэниел, хлопнув его по спине. – И у вас нет экипажа, так что если надумаете возвращаться в Лондон, придется просить об одолжении кого-то из друзей моей матери.

Хью открыл рот, чтобы что-то сказать, но Дэниел еще не закончил:

– Я уж не говорю, как сложно добраться в Уиппл-Хилла из Лондона. Наверное, в экипаже найдется место рядом с бывшей няней матушки, но если нет, можно попробовать заказать место в почтовом дилижансе.

– Вы все сказали? – осведомился Хью.

Дэниел поднял палец, словно собирался договорить, но передумал:

– Да.

– Вы очень жестоки.

– Просто говорю как есть. Кроме того, почему вы не хотите приехать в Уиппл-Хилл?

Хью мог привести всего одну причину.

– Праздновать начнем сразу, как только прибудем, – добавил Дэниел. – И все это великолепие будет продолжаться до свадьбы.

Трудно даже представить, что есть человек с душой, более легкой и полной радости, чем Дэниел Смайт-Смит. Хью знал, что отчасти Дэниел обязан этим грядущей свадьбе с прекрасной мисс Уинтер, но, по правде говоря, он всегда легко заводил друзей и никогда не унывал.

Зная, что разрушил жизнь именно такого человека, Хью страдал еще больше, когда Дэниела сослали в Европу, и очень удивился, что Дэниел вернулся к прежней жизни в Англии как ни в чем не бывало, в прекрасном настроении и без жалоб, в то время как большинство горели бы жаждой мести.

А Дэниел, напротив, поблагодарил Хью – за то, что нашел его в Италии, за то, что отозвал гончих отца, и, наконец, за дружбу.

Хью подумал, что готов для него на все.

– Да и что вам делать в Лондоне? – гнул свое Дэниел, жестом приглашая Хью следовать за ним по подъездной аллее. – Сидеть и заниматься устным счетом?

Хью молча смотрел на него.

– Я подшучиваю, потому что восхищаюсь.

– Неужели?

– Это поразительное умение, – твердо сказал Дэниел.

– Даже если из-за него вы были ранены и вынуждены бежать из страны?

Он сказал леди Саре правду: иногда единственным выходом остается юмор висельника.

Дэниел резко остановился. Лицо стало серьезным.

– Вы, надеюсь, понимаете, – продолжил Хью, – что мои математические способности – единственная причина успеха в карточных играх.

Глаза Дэниела, казалось, потемнели – но всего на мгновение, – и лицо тут же приняло выражение спокойного смирения.

– Все давно закончилось, Прентис. И жизнь каждого из нас вернулась в прежнее русло.

«Твоя – да», – подумал Хью, но тут же возненавидел себя за эту мысль.

– Мы оба были идиотами, – тихо продолжил Дэниел.

– Вполне возможно, но только один из нас бросил вызов, – вздохнул Хью.

– Я мог его и не принять, – напомнил Дэниел.

– Не могли. Иначе общество отвергло бы вас.

Кодекс чести, принятый у молодых лондонских джентльменов, – пусть глупый, но священный: если мужчину обвиняли в шулерстве, приходилось защищаться.

Дэниел положил руку на плечо Хью:

– Я простил вас, а вы, надеюсь, простили меня.

Нет, не простил: просто потому, что прощать было нечего.

– Но я часто гадаю, – едва слышно добавил Дэниел, – простили ли вы себя.

Хью не ответил, и Дэниел решил не настаивать. Тон его снова стал веселым:

– Так что едем в Уиппл-Хилл, пировать. Кто-то будет пить, но все будут веселиться.

Хью коротко кивнул.

Дэниел говорил ему, что больше не пил спиртного: с той роковой ночи не притрагивался к алкоголю. Иногда Хью подумывал последовать его примеру, но бывали вечера, когда боль становилась нестерпимой, требовалось ее притупить.