Запомни эту ночь - Берта Эллвуд Страница 32

Тогда почему ты собираешься отдать мне своего ребенка? Мишель, мне просто нужно понять, что тобой движет, — настаивал Филипп. Голос у него был почему-то необычно низкий и взволнованный.

Мишель стояла с напряженно поднятыми плечами, держась из последних сил. Филипп положил ей руки на плечи и тихонько погладил. Прикосновение рук, которые, пусть и ненадолго, превратили ее жизнь в волшебную сказку, почти парализовало ее.

— Скажи мне, — тихо попросил Филипп.

— Ты… ты сможешь дать нашему ребенку гораздо больше, чем когда-либо смогу я, — сдавленным голосом ответила Мишель, желая только одного: поскорее покончить с этим, пока она окончательно не расклеилась. — Но не это соображение для меня самое важное. — Голос ее постепенно окреп, и каждое произнесенное ею слово все дальше уводило ее от своего еще не рожденного ребенка. — Твой ребенок станет продолжателем древнего рода, через него осуществится связь времен, он будет гордиться своим родом, на который ты, кажется, решил наплевать. Получив наследника, ты не совершишь самой большой глупости в своей жизни, я имею в виду твой отказ от недвижимости, в которой запечатлена история твоего рода, только потому, что она связана с тяжелыми воспоминаниями обо мне. Я не могу допустить этого! Неужели ты не понимаешь?! — Ее хрупкие плечи затряслись. Закрыв лицо руками, она все-таки разрыдалась.

Она сделала свой выбор, и это оказалось самым трудным делом, которым она когда-либо занималась. Решение было мучительным и чревато одними страданиями для нее. Но она сказала то, что должна была сказать. Жаль только, что после этой жестокой сцены ей не удалось с достоинством уйти.

Почему он не способен полюбить ее так же, как он наверняка полюбит их ребенка? Почему каждый его порыв к ней оборачивается для нее страданием? Почему? Почему он не поверил ей, что она всегда любила только его… и других мужчин в ее жизни никогда не было?

Филипп продолжал молчать. Его молчание Мишель истолковала как признание, что его нежные чувства, которые он когда-то питал к ней, окончательно умерли. Но Филипп нежно повернул ее к себе, заключил в объятия и положил ее голову к себе на грудь. Видимо, в душе его проснулась жалость и он просто пытается успокоить ее. О большем Мишель не позволила себе даже подумать.

— Мишель, — произнес наконец Филипп. — Перестань, хватит. Разрядилась и будет. Тебе нельзя много плакать, ты повредишь себе и нашему малышу.

Его слова возымели потрясающий эффект. Слезы мгновенно иссякли, и Мишель внутренне замерла. Конечно, он беспокоится исключительно о ребенке, которого она носит в себе. Мишель отняла лицо от изрядно намокшей рубашки Филиппа.

— Я не собираюсь причинять вред своему ребенку! Можешь не волноваться… Понимаю, что главное для тебя это получить наследника, ради него ты и женился на мне. Да еще чтобы родные от тебя отвязались. Ты победил, добившись и того и другого. Только не надо… не надо растравлять рану! — Нет, она больше не будет плакать. Ни за что! Что сделано, то сделано, сама выбрала. Теперь придется с этим жить… каким-то образом.

— Тише, перестань терзаться. Ты доведешь себя до болезни. — Филипп подхватил ее как пушинку на руки и отнес на кровать. Одной рукой подложил ей под спину большую подушку, второй крепко держал ее, потому что Мишель порывалась встать. — Лежи смирно нежно приказал Филипп.

Внезапно она сникла, воинственный дух покинул ее, от огромной усталости, накопившейся за последние дни, тело налилось свинцом.

— Вот и умница, — сказал Филипп, когда она снова откинулась на подушку.

Не спуская глаз с ее измученного, мокрого от слез лица, он наклонился, чтобы снять с нее туфли, затем опустился на краешек матраса и провел пальцами по рассыпавшимся волосам, осторожно вытаскивая из них шпильки.

— Ты права, я победил. То, что ты украла у меня, сегодня вернулось ко мне обратно.

— Что? — резко спросила Мишель. Ей не нравилось его новое разговорчивое настроение, раздражала его заботливость так же, как до этого раздражало его упорное молчание. Она обещала ему отдать ребенка, вот он теперь о нем и беспокоится. Если бы она не была беременной, он, скорее всего, посоветовал бы ей пойти и утопиться в море. — Я никогда у тебя ничего не брала… Ты перепутал меня с братом!

Ей хотелось уйти прочь из этого дома, уйти куда глаза глядят, забиться в темный угол где-нибудь подальше от него, чтобы зализать полученные раны и попытаться свыкнуться с мыслью, что придется выполнить свое обещание. Ее мучило, что Филипп видит ее в таком состоянии — с красным, опухшим от рыданий лицом, растрепанную, в смятом костюме, заляпанном кофейными пятнами, которые она посадила в дороге, когда пила из термоса, приготовленного для нее Полом.

— Ты украла у меня счастье, — тихо сказал Филипп. — Ты права, я гордился тем, что унаследовал от предков, наследство наполняло смыслом мою жизнь. — Он взял ее руки в свои, поднес к губам и покрыл их легкими поцелуями. — А теперь ты вернула мне все это обратно. — Он поднял голову, лицо его стало торжественным. — Ты права и в другом. Мне действительно нужен наследник. Но женился я на тебе не из-за этого. Меня безумно влекло к тебе, Мишель. Я испытывал острую необходимость защищать тебя, заботиться о тебе. К другим женщинам у меня таких чувств не возникало. Я знал, вернее надеялся, что и ты увлечена мной. Но к сексуальным отношениям ты еще не была готова. Я сходил с ума, потому что тогда не понимал этого. И только когда ты уехала, я впервые понял, как сильно люблю тебя, несмотря на нашу незаладившуюся семейную жизнь.

— Это моя вина, — воскликнула Мишель несчастным голосом.

Вспомнив, кем она была три года назад, Мишель испытала чувство, близкое к ненависти. Вела себя как дура набитая! Правда, теперь она превратилась в полную идиотку. Можно сказать, совсем из ума выжила, если слушает развесив уши то, что отчаялась когда-нибудь услышать. Неужели он и в самом деле так любил ее тогда.

— Нет! — взволнованно возразил Филипп. — Вина целиком на мне. Но не будем сейчас спорить. Все это позади, и будем считать как говорят у вас на севере, прошлогодним снегом. Сейчас нам гораздо важнее подумать о нашем будущем.

Мишель нервно покусывала распухшую нижнюю губу, а потом тупо спросила о том, что волновало ее больше всего:

— И я тебе нужна так же, как и наш ребенок? Ты действительно веришь, что у меня никого, кроме тебя, не было?

— Мишель… — Филипп глубоко вздохнул. — Я верю тебе целиком и полностью. — В глазах его Мишель увидела огромную нежность, потом они подозрительно увлажнились и заблестели. — Ты готова была принести самую великую жертву, на какую только способна женщина, и все это ради меня, — сказал растроганный Филипп. — Только глубоко любящая женщина могла решиться на такое. И все мои подозрения показались мне недостойными и нелепыми. Глубина твоей любви покорила меня, дорогая Мишель.

Мишель не верила свои ушам, не в силах произнести ни слова. Филипп встал. Настроение его резко изменилось.

— Ты совсем измучилась, моя девочка, пора мне позаботиться о тебе. Это моя прямая обязанность. Завтра я договорюсь, чтобы тебя срочно осмотрел акушер, один из лучших специалистов в своей области. Я, разумеется, буду рядом с тобой. Я буду с тобой неотлучно на протяжении всего срока беременности. А сейчас я приготовлю тебе теплую ванну, а пока ты будешь в ней расслабляться, подогрею тебе молоко. Есть будешь? — Филипп нахмурил брови. — Наверняка за время своей безумной гонки через всю страну ты ни разу не подумала о еде. — Так нельзя, Мишель, ты должна серьезно заботиться о себе. Если ты с этим не будешь справляться, придется мне взять это дело целиком на себя, — твердо заявил он. — Эми и Джон вернутся только завтра… У них сегодня семейное торжество в доме. Эми оставила мне кое-что поесть, но, думаю, в твоем положении эта еда тебе не подойдет, слишком острая. Тебе я приготовлю обычный пышный омлет…