Непокорная жена - Кристина Кук Страница 32

– Не могу поверить, что вы способны говорить такие вещи. Вы всегда стремитесь разрушить все? А теперь помогите мне спуститься.

– Чтобы вы умчались в дом в приступе ярости?

– Вы прекрасно знаете, что я никуда не убегу, – резко сказала она в ответ. – К тому же я не испытываю ярости. Вы можете наконец попытаться поступить как джентльмен и подать мне руку? Спускаться гораздо труднее, чем забираться сюда.

Фредерик подошел поближе и поднял вверх руки.

– Смелее, дорогая. И не бойтесь – я поймаю вас.

– Или позволите мне шлепнуться лицом вниз, доставив себе развлечение, – сказала она с раздражением, тем не менее, осторожно хватаясь за его руки.

– Я слишком эгоистичен и потому предпочитаю, чтобы ваше личико осталось неповрежденным. Итак, я ловлю вас. Прыгайте!

Элинор прыгнула, и Фредерик поймал ее в свои объятия, крепко прижав к себе. Потом медленно, обольстительно, дюйм за дюймом начал опускать на землю. Ее тело скользило по его твердой мускулистой фигуре, отчего по спине ее побежали мурашки. Наконец она коснулась ногами земли, но он не отпускал ее. Сердце Элинор тревожно забилось. Она чувствовала, что и его сердце тоже учащенно бьется в груди. Он смотрел на нее затуманенным взором своих карих глаз.

– Отпустите меня, – смиренно сказала Элинор, на самом деле не желая расставаться с ним.

– В коттедже, – глухо произнес он.

– Что в коттедже?

– Встретимся сегодня вечером.

Она испуганно покачала головой:

– Нет, я не могу.

– Можете, – твердо сказал он. – Ведь вы хотите этого, не так ли?

– Вы ошибаетесь, Фредерик. Я не желаю делать ничего подобного. Тем более такую глупость.

– Однако вам хочется быть со мной. Я чувствую это. Я вижу это по вашим глазам. Они такие удивительно синие, – сказал он и коснулся своим большим пальцем ее нижней губы. – Такие необычайно милые.

Элинор опустила голову, стараясь не смотреть на него. Она ничего не сказала в ответ, опасаясь, что голос, как и глаза, выдаст ее чувства.

Фредерик взял ее за подбородок и приподнял его, заставив Элинор взглянуть ему в глаза:

– Мы встретимся в этом коттедже, – настойчиво повторил он с более заметным, чем прежде, ирландским акцентом. – После того как Уитби и супруги Хенли отправятся спать. Скажите, что придете.

Невозможно было отрицать, что она отчаянно желала этой встречи. Конечно, это было глупо, безрассудно и чрезвычайно безответственно с ее стороны. И все-таки она больше всего на свете хотела встретиться с Фредериком наедине.

– Вы должны пообедать с нами сегодня вечером, а потом присоединиться ко всем в гостиной. Только тогда я соглашусь.

– Хорошо, дорогая, – сказал он, кивнув. – Если это цена, которую я должен заплатить за нашу встречу, то пусть будет так. Я пообедаю с вами и потом буду развлекаться в гостиной. Есть еще требования?

Элинор молча покачала головой. Зачем ей понадобилось выдвигать такие нелепые требования? Чтобы он мог наблюдать, как мистер Уитби ухаживает за ней? Чтобы он мог видеть, что другой мужчина находит ее желанной?

– Значит, нет других условий? Хм-м, в таком случае это весьма любопытная сделка. Не ожидал.

– Теперь мне пора идти, – сказала она, кивнув в сторону дома.

– О нет. Я должен проводить вас, как подобает истинному джентльмену. – Он поспешно поднял с травы ее накидку и книгу, передав ей последнюю. Затем, подойдя к краю утеса, он начал встряхивать накидку, тяжелые складки которой захлопали на ветру.

Элинор не могла не восхищаться его фигурой, когда он стоял на краю утеса. Его мускулистые руки взлетали вверх и опускались вниз, заставляя травинки и частицы песка падать в море. Казалось, он гармонично сливался с суровым диким пейзажем в отличие от многих элегантных юных джентльменов, если бы те оказались на его месте. Закрыв глаза, Элинор представила его скачущим на огромном вороном коне, с мечом в руках, подобно средневековым рыцарям, и вполне возможно, он рисковал бы жизнью ради попавшей в беду белокурой девушки. Да, ее богатое воображение могло легко нарисовать такую картину с участием Фредерика Стоунема. Однако можно ли представить его танцующим кадриль на балу? Или совершающим увеселительные прогулки, колеся в экипаже по Мейфэру? Она открыла глаза, наблюдая, как он в последний раз встряхнул накидку, потом перекинул ее через руку и обратил свой взор на пенистые волны. При этом в уголках его полных губ обозначился намек на улыбку.

Нет, Элинор не могла представить его за такими прозаическими занятиями. И в этом, как она поняла, заключалась опасность. С того дня, когда он впервые поцеловал ее, она в своем слепом детском увлечении представляла его не иначе, как романтическим героем из эпических поэм, которые читала. Храбрым рыцарем из легенд о короле Артуре. Человеком в маске из поэмы «Сесилия». Героическим воином из цикла «Романтика леса». Все эти годы Фредерик был для нее не человеком из плоти и крови, а неким опоэтизированным существом – суровым опасным рыцарем с благородным сердцем, который похищает ее и любит так, как не может любить ни один смертный.

Элинор понимала, что это не более чем праздная фантазия. Она помнила его жестокие слова, которые случайно услышала в тот роковой день, и знала, что его поцелуй был не чем иным, как средством выиграть пари.

Она сознавала все это и тем не менее мечтала о нем, позволяя себе фантазировать по поводу романтической любви, которой никогда не будет в ее жизни, в ее браке. Все это нереальные желания глупой девчонки, едва распрощавшейся с детством.

Однако сейчас Фредерик стоял перед ней в виде реального человека, а не фантазии. Он больше не был для нее загадкой; теперь она знала о нем такое, чего раньше не могла предположить. Он очень любил своих сестер и особенно несправедливо пострадавшую Марию. Он знал гэльский язык, и ему нравились ирландские поэты. Он не боялся забраться на дерево, если у него возникало желание полюбоваться оттуда морем и окружающим пейзажем.

Она чувствовала его удивительную мягкость и уязвимость под внешней бравадой и лихостью, которые являлись фасадом, обращенным к миру.

Более всего Элинор пугало то, что, когда она лучше узнала его, он стал для нее еще привлекательнее.

О, если бы Генри был сейчас рядом с ней. Она не осмеливалась говорить с Селиной о Фредерике и могла открыть свою душу только брату. Элинор мысленно прокляла Оксфорд за то, что тот забрал его у нее, когда она больше всего нуждалась в нем. Она напишет ему, как намеревалась вчера. Может быть, изложение на бумаге поможет ей разобраться в своих противоречивых чувствах. Кивнув, Элинор решила сделать это немедленно, как только они вернутся в дом.

– Ну вот, дорогая, – сказал Фредерик, накинув плащ ей на плечи и смутив Элинор своей близостью. Он придвинулся к ней еще ближе и начал застегивать одежду у самого горла, касаясь своими шелковистыми волосами ее щеки.