Свадебные колокола - Конни Брокуэй Страница 32

— Мне предложили более интересную работу, — ответил он. Разговор явно забавлял его.

Кто? Миссис Андерхилл? Всего через несколько месяцев после его выхода в отставку она обнаружила его выходящим из спальни жены дипломата.

— Но…

Он приложил палец к ее губам.

— Больше никаких вопросов. По крайней мере сегодня. Я не знаю, как на них ответить.

Какие странные вещи он говорит. И почему он так на нее смотрит? Как будто в чем-то виноват и раскаивается? И не отводит взгляда от ее губ? Или она не отводит взгляда от его губ? Губы у него полные, с красивым изгибом… Она вдруг увидела запекшуюся кровь в уголке.

— Что случилось с вашей губой? — спросила она, отводя взгляд и презирая себя за дрожь в коленях. Но ее движение не укрылось от его внимания. Он выпустил ее запястья, отступил на шаг и, высвободив из брюк полы рубашки, промокнул кончиком губу.

— Извините, Эви. Я совсем об этом забыл.

У нее удивленно округлились глаза. Подняв к лицу полы сорочки, он оголил живот. Ну и ну! Она еще никогда не видела оголенного мужского живота. Красивый. Во всяком случае, его живот выглядел привлекательно.

Неглубокая впадинка разделяла отводящие мышцы, которые сгруппировались в рельефный пучок, когда он наклонился. Темные волосы, проглядывавшие в вырезе сорочки, стали еще гуще, и их заросли скрывались под поясом брюк.

У нее участилось дыхание. То, что она видела, выглядело безошибочно мужественным, таинственным и завораживало ее.

Он снова заправил полы рубашки в брюки и застегнул расстегнутые на ней пуговицы. Но не все. К ее удовольствию.

«Перестань! — одернула она себя. — Перестань думать предложениями из одного слова, словно какая-то кретинка. Ты интеллигентная женщина, а не какая-нибудь сексуально озабоченная дурочка. Будем надеяться».

— Вы ранены! Только не говорите мне, что оцарапали губу, открывая ящик. Кстати, объясните, почему вы открывали его поздней ночью?

Она обожала наблюдать, как улыбка, зарождаясь в его глазах, поднимала сначала один уголок губ, потом другой, становясь немного кривой и абсолютно неотразимой.

— Крышки с ящиков не так-то легко снять.

— Ну и… — подбодрила его она.

— Стыдно признаться, но, испробовав все прочие средства, я наконец засунул под крышку старый гвоздодер и приналег на него. Крышка расщепилась, я упал. Ну и прикусил губу.

Он не станет рассказывать о грабителе и об их драке. Не захочет, чтобы вокруг него суетились. Поэтому она сделала вид, что удовлетворена объяснением.

— Почему-то мне кажется, что вас интересуют мои ящики, — поддразнила его она.

У нее уже отлегло от сердца. Наверное, ее страхи — просто остатки сна — тревожные, но абсолютно бессмысленные. Но теперь она пришла в себя.

— Всякий раз, когда приходит груз, вы первый бросаетесь вскрывать ящики. Ваша мания, Джастин, распространяется на все ящики или только на мои?

Он уставился на нее удивленным взглядом:

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Возможно, мне показалось, — усомнилась она. — А теперь наклонитесь и покажите мне порез.

Она чуть не рассмеялась, заметив, что он взглянул на нее с опаской.

— Со мной все в порядке. Обещаю не падать в обморок. Я не выношу вида только собственной крови.

— Я вас хорошо понимаю.

Она осторожно приложила ладонь к его щеке. При прикосновении ее руки к его лицу сердце у нее бешено заколотилось, словно в насмешку над ее недавними самоуверенными мыслями о собственном самообладании. Он придвинулся чуть ближе.

— Как вы полагаете, рана не смертельная? — спросил Джастин. Хотя его голос стал неторопливым и теплым, как подтаявший свечной воск, взгляд его был голодным, настороженным и решительным, как у человека, приближающегося к банкетному столу врага с обнаженным мечом в руке. — Ну как? — Его вкрадчивый тон соблазнял, ласкал.

Она отодвинулась на дюйм, судорожно глотнув воздуха. Он приблизился на три дюйма.

— Никто еще не умирал от разбитой губы.

Она его испугала, затушила огонек, занявшийся в его глазах, и вновь вернула его лицу насмешливое выражение. Он рассмеялся:

— Вы всегда так правдивы?

Ей следовало бы вздохнуть с облегчением, а она почувствовала разочарование.

— Большей частью.

— Почему?

— Если говорить людям правду, они научатся не спрашивать обо всем, что придет в голову.

Он снова рассмеялся:

— Ей-богу, у вас линия обороны мощнее, чем у любой из женщин, которых я знал.

— Линия обороны? — возмутилась она. — Какая нелепость! От кого, интересно, мне нужно защищаться?

— От меня, например, — оповестил он, сложив на груди руки.

— Не смешите меня. На сей раз, Джастин, ваше тщеславие, по-моему, завело вас слишком далеко. — Она фыркнула. — Вам, наверное, кажется, что каждая женщина мечтает о вас.

— А вы? Вы мечтаете? — заинтересованно спросил он.

— Нет!

По его физиономии медленно расплылась улыбка.

— Лгунья.

— Самодовольный индюк!

— Трусиха!

— Хвастун!

— Совенок!

— Лось!

Он расхохотался и ласково потрепал ее по подбородку, словно утешая раскапризничавшуюся маленькую девочку, что ее почему-то очень рассердило. Она сбросила его руку. Неужели ей и впрямь хотелось недавно поцеловать его? Да она лучше поцелует в морду пони мистера Блумфилда!

— Знаете, что мне нравится в вас больше всего, Эви? Ваша непревзойденная изобретательность в использовании богатств английского языка. Интересно, каким следующим живописным термином вы меня наградите? Коровья лепешка?

Сама себе удивляясь, она хихикнула. Обычно она никогда не хихикала. Разве что в далеком детстве.

— Вы все еще сердитесь на меня? — Хотя он задал вопрос как бы между прочим, глаза его смотрели настороженно.

— Долго сердиться на вас бесполезно, Джастин Пау-элл, — проворчала она с нарочито тяжелым вздохом.

Он шутливо отвесил ей нижайший поклон.

— Я ваш должник, мадам.

— Как? Опять? Я трепещу в предвкушении. Неужели у вас есть в собственности еще монастыри, которым я могла бы найти применение? — насмешливо поинтересовалась она и услышала, как он затаил дыхание. Он шагнул к ней, потом, словно опомнившись, поцеловал кончики своих пальцев и прикоснулся ими к ее губам.

— Нет, — ответил он. — Вы видели все мои связанные с церковью владения. А теперь вам лучше лечь в постель, дорогая моя Эви. Я немного подожду здесь на тот случай, если наш взломщик вернется, хотя едва ли он осмелится.