Мария - королева интриг - Жюльетта Бенцони Страница 32

Договорившись таким образом обо всем, Габриэль отправился на улицу Шерш-Миди, чтобы поступить в распоряжение своего капитана.

Несколько дней спустя герцог Клод отбыл в Лондон, чтобы навестить своего кузена короля Якова, чье здоровье оставляло желать лучшего. Предоставленная сама себе, Мария вскоре начала разъезжать между своим дворцом, где полным ходом шли работы, и Лувром, где королеве по-прежнему было запрещено принимать мужчин. Анна Австрийская в конце концов слегла, что никак не способствовало ни поднятию ее собственного настроения, ни общей атмосфере в ее покоях, где три наиболее жизнерадостные дамы — де Шеврез, де Конти и де Верней — тщетно пытались разрядить обстановку. Короля почти не было видно.

Предоставив ведение государственных дел министрам, довольно бездарным, а точнее, своей матери, чья бесконечная лесть не могла скрыть ее алчности, Людовик XIII, отчаявшийся найти государственного деятеля (каковым он сам не был, но знал, что Франция в нем нуждалась), все чаще искал убежища в своих лесах, где охотился, едва предоставлялась возможность. Любимый вороной конь все чаще нес его в сторону Версаля, к невзрачной деревушке в стороне от больших дорог. Горстка лачуг возле узкой дорожки, ведущей в Монфор-л'Амори, пруды, несколько виноградных кустов и яблонь, а вокруг — бесконечные леса, густые, богатые дичью. И король находил все больше удовольствия, посещая эти места, где он чувствовал себя совершенно особенно. Неподалеку два трактира, «Под оленьим рогом» и «У иконы Версальской Богоматери», могли принимать путников, при условии, что те не предъявляли особых претензий. И чем чаше Людовик бывал там, тем сильнее он чувствовал потребность туда вернуться. Тогда он решил на холме, где притулились несколько домишек, построить свой собственный дом, маленький, способный вместить лишь его ближайшее окружение и слуг. Не замок, а скорее усадьбу для охоты и жизни в сугубо мужском обществе, не предназначенную для его жены и матери, — никаких женщин, за исключением служанок. Острый на язык Бассомпьер станет несколько высокомерно говорить о «нищем Версале», но Людовик будет чувствовать себя здесь как дома и запретит кому бы то ни было нарушать его покой, за исключением разве что официальных приглашений или особо серьезных случаев. Что произойдет всего лишь один раз…

…Наконец герцог де Шеврез вернулся из Англии с самыми приятными новостями: Яков I тайно поручил ему прощупать почву в Лувре в надежде на претворение в жизнь давнего плана женитьбы своего сына, принца Уэльского, на младшей дочери Генриха IV, после чего для переговоров прибудут аккредитованные послы.

Между тем испанский вояж принца Карла и его любимого Бекингэма — или попросту Стини — закончился оглушительным провалом, невзирая на любезный прием, оказанный королем Филиппом IV и королевой Елизаветой Французской (дочь Генриха IV и Марии Медичи). В их честь были даны приемы, но суровые испанцы, большие католики, чем сам Папа, придерживающиеся самых строгих правил, были недовольны экстравагантным поведением этих английских протестантов, считая их в какой-то степени приспешниками дьявола. Довершением всего стала авантюра Бекингэма, задумавшего дать инфанте Марии, сестре короля, возможность самой оценить галантность и обаяние претендента на ее руку, которого она до того момента еще не видела.

Узнав, что инфанта имеет обыкновение по утрам прогуливаться в саду очаровательного летнего павильона Каса де Кампо, предприимчивый Стини вытащил своего хозяина из постели на заре, притащил в Каса и провел во внешнюю часть цветника. Фруктовый сад, где инфанта обычно наслаждалась утренней прохладой, был отделен оградой, калитка в которой запиралась на два замка. Но и более значимые препятствия не испугали бы непрошеного гостя. Бекингэм подсадил своего хозяина, и Карл оказался верхом на ограде, откуда он действительно мог видеть Марию, белокурую и очаровательную, прохаживавшуюся меж деревьев в сопровождении гувернантки, доньи Маргариты де Тавара, и пожилого дворянина, следившего за тем, чтобы ничто не помешало прогулке. Увидев все это, Карл благополучно спрыгнул со стены в сад и поспешил к инфанте с явным намерением заключить ее в объятия. Реакция была незамедлительной: Мария громко вскрикнула, подобрала юбки и бросилась бежать. Карл хотел было последовать за ней, но на его пути оказался пожилой дворянин, который, узнав его, упал на колени и умолял остановиться и возвратиться восвояси. Если станет известно, что он позволил мужчине приблизиться к инфанте, ему не сносить головы.

Пришлось смириться, но уйти тем же путем не представлялось возможным, так как поблизости не было его верного Бекингэма, чтобы помочь ему взобраться на стену. Карл смог выйти через неприступную снаружи дверь, за которой его поджидал друг. Мало того, что затея не удалась, так принцу еще пришлось отвечать за свои действия перед королем Филиппом, а также его грозным министром, Гаспаром де Гузманом, герцогом д'Оливаресом, который не привык миндальничать. Принцу выдвинули ультиматум: если он хочет жениться, ему придется сперва принять католичество и поклясться, что все дети, родившиеся в этом браке, будут крещены как католики. Что было неприемлемо для английского принца, который, согласившись, поставил бы под угрозу отцовский трон!

Оставалось лишь вернуться несолоно хлебавши. Однако во время последней аудиенции королева Елизавета, или Изабелла, как называли ее на испанский лад, шепнула принцу Карлу:

— Почему бы вам не жениться на моей младшей сестре Генриетте?

— Но ведь она тоже католичка!

— Разумеется! Но не забывайте, что она дочь того, кто сказал: «Париж стоит мессы». К тому же она совершеннейшая прелесть!

На этом приключение и закончилось. Герои-неудачники отправились назад, в Англию, на сей раз морем, где добрый король Яков ждал с распростертыми объятиями тех, кого он называл своими «милыми детками», и был готов их утешить. Стини стал герцогом и пэром, а на брак с Францией начали смотреть другими глазами.

— Мне кажется, — признался Шеврез жене, — очень скоро к нам пожалуют послы, чтобы начать переговоры с королем и его Советом.

С Советом дело обстояло неважно. Недовольный всем и вся, Людовик XIII непрерывно менял его состав, отсылая членов Совета то по домам, то прямиком в тюрьму. Ему нужен был государственный деятель, достойный этого звания, с которым — и это было первостепенным — он мог бы найти общий язык. В то же время он питал отвращение к кардиналу Ришелье, о котором мать, на сей раз преисполненная добрых намерений, но вовсе небескорыстная, ибо она весьма рассчитывала править через него, прожужжала ему все уши. Наконец, когда весь двор, включая Марию и ее супруга, отправился встречать начало весны в Компьен, Людовик XIII в одно прекрасное утро по обыкновению зашел к матери, чтобы пожелать ей доброго утра. Он не присел, как обычно, чтобы немного поболтать, но лишь пересек спальню, обутый в сапоги и с хлыстом в руке, поцеловал пожилую даму и объявил ей, что нынче же днем ее дорогой Ришелье займет место в Совете.

— Ах, сын мой! Вы никогда, никогда не пожалеете об этом! — вскричала та, даже на секунду не предполагая, что наступит день, когда пожалеть об этом придется ей.

Кардиналу понадобилось всего несколько недель, чтобы стать главой Совета, предварительно с помощью различных ухищрений отправив своего предшественника Ла Вьевиля в Бастилию по нескольким обвинениям. Суперинтендантство по финансам было упразднено и заменено двумя директорствами, одно из которых возглавил Марийяк, а другое — Шампиньи. Предварительно на все это было получено согласие короля. Ришелье был слишком тонким дипломатом и обладал достаточной проницательностью, чтобы не учесть уроки прошлого. Молодой король все еще смотрел на него с недоверием, но кардинал будет демонстрировать исключительное уважение к его королевскому авторитету и прерогативам. Он будет держать короля в курсе всего, а также облегчать ему работу и даже отдых, в частности охоту, поскольку он знал, что здоровье нужно беречь, чтобы максимально сгладить желчную сторону своего характера. Людовик по натуре был независимым и авторитарным, и кардинал почтет за честь воздать должное этим поистине королевским качествам. Он также сумеет вдохновить своего государя на решения, которые ему были необходимы, выполняя при этом титаническую работу, несмотря на слабое от природы здоровье.