Откровения Екатерины Медичи - К. У. Гортнер Страница 32

— Да, но никто из этих людей не послужил вам так верно, как я. — Диана с намеком глянула на мою изрядно округлившуюся талию.

Мне до смерти захотелось отвесить ей пощечину. Все было решено, и вскоре мы отправились в долину Луары.

Даже в нынешнем запущенном состоянии Шенонсо был очень красив. Лесная живность разорила сады, виноградники остались без должного ухода, но сам замок с его острыми башенками и балконами все так же сиял над излучиной Шер — чертог, сотворенный из тумана и жемчужной дымки, воплощенная женская мечта.

Я влюбилась в него с первого взгляда. Диана тоже. Она с царственным видом шествовала по пустым комнатам, и этот кретин Л'Орме (прекрасно знавший, которая из нас лучше послужит укреплению его репутации) семенил за ней, прилежно записывая в книжечку все ее замечания. Брошенная ими, я сидела в кресле посреди зала и мрачно разглядывала очаровательно перекошенные своды.

Вечером, через пару дней после нашего возвращения, ко мне явился Генрих. Когда он сообщил, что Диана желает получить мой замок, я воззрилась на него так, точно он потребовал ради ее потехи пробежаться по дворцу голой.

— Но ведь Шенонсо принадлежит мне. Мне подарил его твой отец.

Генрих топнул ногой. В черном парчовом наряде с вышитыми серебром полумесяцами на рукавах (эмблемой Дианы) он смотрелся настоящим королем. Борода его была ухожена и тщательно расчесана — именно так, подумалось мне, он должен был позаботиться о своей внешности в нашу первую брачную ночь. Мы более не нуждались в понуканиях Дианы, чтобы исполнять свой супружеский долг, и я, сидя сейчас перед Генрихом, без труда могла вообразить, как его руки ласкают мое тело. Я отбросила эту мысль, презирая себя за слабость и подспудное стремление к тому, чем мы занимались единственно ради зачатия детей.

— Она отдаст тебе Шомон, — сказал Генрих. — Это справедливый обмен.

— С тем же успехом ты мог бы сравнить крестьянскую лачугу с пирамидами! Разве ей не достаточно дворца в Ане?

Напрасно я это сказала. Ане служил Диане и Генриху убежищем; там они прятались от двора, в том числе от меня.

— Ане — ее собственность. — Голос Генриха отвердел. — Она вольна поступать с ним так, как сочтет нужным.

— Разумеется. При условии, что позволит мне делать то же самое. — Я в упор взглянула на мужа, давая понять, что готова, если понадобится, принять и выдержать бой. — Скажи ей, что я не расстанусь с Шенонсо даже ради самого Лувра.

Генрих стиснул зубы.

— Есть сомнения в том, законно ли мой отец получил во владение этот замок.

— Что из того? Конфискация имущества в уплату долга — это королевский обычай, освященный временем.

— И тем не менее, — сказал он, к моему безмерному потрясению, — я назначу суд, который рассмотрит это дело.

С этими словами он вышел, взбешенный моим упорством, но выдал свои чувства лишь тем, что оглушительно хлопнул дверью.

Вердикт гласил, что Франциск действовал противозаконно. Шенонсо был выставлен на торги, что исключало мое участие в них. Покупатель нашелся лишь один: за смехотворную сумму в пятьдесят тысяч ливров Диана купила мой замок со всем содержимым.

В качестве возмещения она «подарила» мне Шомон. Оскорбленная тем, что меня втянули в эту историю, я настояла на том, чтобы заплатить за него: пускай никто не посмеет сказать, что я приняла от Дианы хоть что-то в подарок. А затем в расстроенных чувствах отправилась осмотреть свое приобретение.

Замок оказался лишен каких бы то ни было современных удобств и вдобавок окружен густым хвойным лесом, отчего каменные стены вечно лоснились от сырости. Единственным достоинством Шомона можно было счесть обширный вид на долину Луары. Поглядев на это все, я разрыдалась, велела тотчас везти меня обратно, а там заперлась в своих покоях и принялась швырять о стену все, что попадалось под руку.

Я дала себе клятву никогда больше не возвращаться в Шомон. И все же вернулась — уже после рождения моего третьего ребенка, дочери Клод. На сей раз я взяла с собой Козимо Руджиери. Он бродил по замку как во сне и был так воодушевлен мыслями о том, какую чудную обсерваторию можно было бы здесь устроить, что я вручила ему ключи от замка. Козимо закрыл свой дом в Париже и переехал в Шомон. Что до меня, я не желала больше иметь ничего общего с этим местом.

Гордость была единственной роскошью, которую я пока еще могла себе позволить.