Причуды богов - Елена Арсеньева Страница 32

Девица гордая, избалованная жизнью, Юлия оченькстати припомнила изречение Теренция о том, что жизнь – это игра в кости, иесли тебе не выпала та, которая нужна, постарайся как нужно распорядиться той,которая тебе выпала. А выпала ей Ванда, никто иная, потому Юлия не сталаломаться и петербургскую барышню из себя разыгрывать, тем паче что сама былаотнюдь не беспорочна, как агнец, и не добра, как голубь. Ведь если Ванда былавсего лишь падшая женщина да воришка, то она, Юлия, – и то и другое(платье-то надеть чужое не постеснялась ни на миг!), да в придачу еще и убийца.За дело, нет ли прикончила она Яцека – вопрос второй. От первого все равноникуда не денешься: убила – и ушла, не оглянувшись. Неведомо, знала ли Ванда осем ее деянии. Ни словом, ни полсловом никогда на эту тему не заговаривала да ивообще ничего у Юлии не выспрашивала, как если бы понимала: вынудив другогочеловека открыть его тайну, придется поступиться, в обмен на эту откровенность,и каким-то своим секретом. Так они и ехали, то лениво переговариваясь, топогружаясь в унылое молчание, то спеша вновь прервать его, но, словно поуговору, не касались ни подлинного прошлого своего, ни планов на будущее, нивоспоминаний о Цветочном театре. Так что беседы их носили самый незначительныйхарактер. Например, Юлия (они часто говорили о книгах) однажды рассказала, какпрочитала залпом «Бедную Лизу», и, когда Лиза бросилась в пруд, так опечалиласьтрагическим финалом, что легла ничком на диван и разрыдалась. Матушка, увидевсие, отняла книгу и, чтобы успокоить чувства, засадила Юлию вязать по урокам,отмеривая саженями нитки. Ванда, посмеявшись, поведала, как однажды соседскийшляхтич из Потоцких спьяну убил корчмаря в их селе; проспавшись, повинился – иво искупление пособирал по окрестным селам множество корчмарей и привез их вМогилу целый воз, сваливши одного на другого и придавив сверху гнетом, какснопы. Местный ксендз устыдил его; тогда сей шляхтич решил покаяться и ушел вмонастырь, но изредка вырывался оттуда, чтобы, подобно охотнику, показать своюудаль в отъезжем поле: скажем, высечь судью, который некогда судил его за бесчинство,положив его на утвержденные им приговоры, и тому подобное, – а затем сновавозвращался в монастырь, к молитвам и постам.

Вообще, религия занимала немалое место вразговорах девушек. Как и следует истой шляхтянке, пусть и соступившей с путидобродетели, Ванда была ярой католичкой: не пропускала ни единой придорожнойкаплицы [37], чтобы не сойти с коня и не прочесть «Патерностер», чем немало замедляла путь. Она даже еще в начале дороги предложилаЮлии провести некоторое время в Белянах, монастыре на Висле близ Варшавы,очистить душу покаянием и исповедью. Юлия нечаянно ухмыльнулась, не ко временивспомнив услышанное (опять же – подслушанное) в каком-то разговоре отцовскихприятелей о какой-то даме: «Была девушкой легкого поведения – стала невиннойстарухой!» – и отказалась наотрез, решившись лучше потерять расположение Ванды,чем подвергнуть опасности свою бессмертную душу, ибо православную церковь оналюбила за ее истину и добросердечие, а неумолимый, навязчивый диктат католичествавсегда оставался ей чужд и даже страшен. Поляки ведь уверены, что одни толькокатолики могут угодить Богу, а иноверцы – все исчадия дьявола!

Разумеется, Юлия ничего такого не говорилаВанде; впрочем, та ничуть не была огорчена и обижена ее отказом, а словно бывздохнула с облегчением, из чего Юлия поняла, что дела ее ждут в Вильне ивпрямь неотложные и весьма спешные. Однако против воли двигались они небольно-то спешно, и это немало раздражало Юлию, хоть Ванда, оказавшаяся ковсему прочему девицей достаточно образованной, и не уставала ей напоминатьпрописную истину всех путешествующих: «Chi va piano – va sano!» [38]

Конечно, время года для путешествия верхом онивыбрали премерзостное! Хорошо хоть, Польша – страна небольшая, и потомустраннику не составляет труда так рассчитать путь, чтобы провести ночь не впрошлогоднем стоге, а в относительной чистоте и тепле корчмы. Удавалось ипоесть досыта, и помыться.

Природа кругом была уныло-однообразна, однакоЮлия постепенно стала находить свою поэзию в этих затуманенно-белых полях;отсыревших, дрожащих березовых рощах; в этих желто-зеленых хвойных островках; вгорьковатом запахе можжевельника, которым напоен был воздух; в этой чужой,мертвенной тишине, нарушаемой лишь шевелением нагих ветвей да чавканьем копытпо раскисшей земле. А если задуматься, что каждым шагом своим конь все далееуносил ее от Варшавы, от расплаты за убийство Яцека, от воспоминаний оЦветочном театре, от позорных притязаний Сокольского, приближая к не занятыммятежниками российским землям, где – Юлия не сомневалась – она тотчас отыщетотца с матерью, – если задуматься об этом, то тяготы пути были не так уж итягостны.

Но вот нынешний день что-то неудачен выдался!Как ни крепилась Юлия, чувствовала она себя из рук вон плохо: зыбкая поступьконя по разъезженной дороге вызывала мучительную тошноту. Ах, если бы лечь! Новпереди нигде ни признака корчмы, хотя, по рассказам, она уже с час как должнабыла появиться. Не сбились ли они с пути? И спросить не у кого: случалось,днями проезжали странницы, не встретив ни единой живой души.

– Эй! Эгей! Добрый человек!

Истошный крик Ванды нарушил сонное оцепенениеЮлии, и она вскинулась, вгляделась в белесую мглу: и впрямь обочь дорогитащится какая-то согбенная, уродливая фигура. Огромный горб возвышался наплечах, и Юлия прикусила губу, чтобы не закричать от ужаса: призрак Яцекамедленно приближался к ней, словно бы порожденный ее нечистой совестью,нездоровыми, сырыми миазмами чужой, враждебной земли…

При звуке женского голоса призрак горбуназамер, затоптался неловко, словно примеряясь, как бы это половчее провалитьсясквозь землю, потом с явной неохотой выпрямился – и Юлия ахнула, когда горб егосвалился с плеч и плюхнулся в расквашенный сугроб. Горб оказался изряднымвьюком, а призрак Яцека обернулся заморенным мужичонкою, который, сдернув треухи понурив голову, покорно ждал, пока к нему приблизятся вельможные пани.

Юлия оглядела его изморщиненное лицо, ветхуюодежонку и подумала: жаль, что у нее своих денег ни гроша, но, может быть,Ванда не поскупится на мелкую монетку для этого несчастного за те сведения одороге, кои он им сообщит?

Ванда принялась деловито расспрашивать, ивыяснилось, что сведения сии весьма для путешественниц неприятные: они сбилисьс пути, и теперь, чтобы добраться до корчмы, им надлежало воротиться на версту– то есть как раз к тому месту, где Юлия свалилась с лошади, – а потомпоехать не влево, а вправо. Теперь же им не предстояло на пути ни единой корчмы:только еще через три версты должен был появиться замок пана Жалекачского.