Этюды Черни - Анна Берсенева Страница 32

– Ты в самом деле хочешь это знать?

Саша не могла удержаться от того, чтобы его не поддразнить. Как ни безумно она в него влюблена, а все-таки пусть помучается, поревнует, может быть!

Филипп легко попался на эту нехитрую удочку.

– А что, мне лучше этого не знать? – настороженно спросил он.

– Лучше не знать, – подтвердила Саша.

– Почему?

– Потому что… – Ладно, хватит интриговать! – Потому что я общалась с отвратительными типами.

И она рассказала ему про маму Марии Таллас, и про саму Марию Таллас, и заодно сообщила наконец, что стала давать частные уроки.

Саша думала, что Филипп возмутится, разозлится, рассердится, может быть, отчитает ее за то, что она затеяла все это, не посоветовавшись с ним. Самовластность была ему присуща, это Саша успела заметить.

Но ничего этого, к ее удивлению, не произошло. После ее рассказа он только пожал плечами и сказал:

– Не обращай внимания.

И притянул Сашу к себе, повернулся к ней, перевернулся, чтобы она оказалась у него на животе, – и все повторилось снова, с той восхитительной изобретательностью, которой отмечены были их отношения.

Он определил место в их жизни этого события – конфликта из-за Марии Таллас – совершенно по-мужски: не обратил внимания.

«Если родится сын, я хотела бы, чтобы он тоже это умел».

Саша почувствовала, что краснеет. Поразительно! Никогда в жизни цвет ее лица не зависел от чувств, тем более от такого наивного чувства, как смущение.

Филипп ее заалевших щек не заметил. Или решил, что они стали такими от занятий любовью. Саше странно было называть этими словами то, что происходило между ними. Хотя все называли это так, и она совсем еще недавно – тоже.

Все переменилось в ее жизни с его появлением. И ей хотелось перемен еще более значительных, глубоких. Она никогда не боялась перемен, она шла им навстречу с радостью, и теперь особенно.

Нет, все-таки, получается, боялась. Иначе не стала бы откладывать разговор с Филиппом, не сбежала бы на неделю в Америку. Кирку, конечно, хотелось повидать и подбодрить, но это желание просто совпало с собственным счастливым смятением.

Маруська все же проснулась. Но не заплакала, а только закряхтела, открыла светлые, как у Царя, глазки и взглянула так внимательно, как будто намеревалась оценить окружающую действительность и как будто могла оценить ее правильно. А может, так оно и есть, и совершенно правильно оценивает действительность этот безмятежный ребенок.

Да, невозможно считать случайностью то, что мысли о детях то и дело возникают у Саши в голове.

– Ты корми, Кирка, – сказала она, – а я в Нью-Йорк съезжу. Стив обещал меня сегодня развлечь.

Стив был танцовщиком «Нью-Йорк сити балле», Саша подружилась с ним еще во время своего американского контракта. Он был отличным другом, вернее, подружкой, если исходить из его предпочтений, но это было неважно. Он был веселый, открытый, доброжелательный, и даже если все эти качества были ему присущи лишь в той мере, в какой присущи они большинству американцев, то для приятного общения этого было вполне достаточно.

– Подожди, через полчаса Федька с Тишей вернутся, отвезут тебя, – предложила Кира.

Но дожидаться, пока Киркины мужчины вернутся со скалодрома, где они тренировались перед тем, как отправиться лазить по Аппалачам, Саша не стала – вызвала такси. Удивительно, что за все годы жизни в Европе и в Америке она не научилась водить машину. Хотя и неудивительно: обычно ведь она ехала на концерт, или с концерта, или на репетицию, или после репетиции, а значит, ей или требовалась полная сосредоточенность на своем внутреннем состоянии, или, наоборот, надо было совершенно расслабиться, а за рулем ни то ни другое невозможно.

– Не бойся, Саш, – сказала Кира, когда Саша снова появилась на веранде, уже одетая для вечернего выхода, в переливающемся блестками платье-коктейль. – Родишь отличного мальчишку и будешь счастлива.

– Почему именно мальчишку? – улыбнулась Саша.

– Ты похожа на маму мальчишки.

Смешные это были слова, и произнесла их Кирка с какой-то смешной наивностью. Но радость, и так уже ворочающаяся у Саши в груди, при смешных этих словах треснула, фыркнула и расцвела огромным многолепестковым цветком.