Искушение сирены - Тесса Дэр Страница 32

Джосс ничего не ответил; он смотрел на Грея так, будто у того выросла вторая голова.

— Черт возьми, что теперь? Неужели ты мне опять не веришь?

— Я верю тому, что ты говоришь, — медленно произнес его брат. — Я просто не могу поверить тому, что я слышу.

Грей сложил руки на груди и прислонился к стене.

— И что же ты слышишь?

— Я гадал, зачем ты все это затеял… этот обед. Теперь я понимаю.

— Что ты понимаешь? — Грей начал испытывать раздражение.

— Тебе она нравится. — Джосс вскинул голову. — Тебе она очень нравится, ведь так?

На лице Джосса расплылась самодовольная улыбка.

— Ведь так?

Мысль была слишком абсурдной, чтобы принять ее, но на Грея снизошло вдохновение.

— Если я скажу, что она действительно мне нравится, ты освободишь меня от данного обещания? Если я отвечу утвердительно, будет мне позволено добиваться ее благосклонности?

Джосс покачал головой:

— Если твой ответ утвердительный, то, конечно, можешь, но тебе следует подождать еще неделю. Она ведь не исчезнет, как только мы войдем в порт. Если твой ответ утвердительный, ты должен убедиться, что она заслуживает этого.

Нервным движением Грей оттянул вдруг ставший невыносимо тесным воротник.

— Нравится, — пробормотал он. — Как такое возможно? Я почти не приближался к этой женщине в течение нескольких недель.

— Не знаю, как такое возможно, но, похоже, это правда. На самом деле я думаю, ты почти влюблен в нее. Возможно, больше, чем почти.

Поднявшись со стула, Грей выпрямился в полный рост.

— Подожди. Я почти потерял голову от желания, в этом я могу тебе признаться. Возможно, больше, чем почти. Но я определенно не влюблен в нее. Не забывай, с кем ты говоришь, Джосс. Я ведь беспокоюсь только о банковском счете, помнишь? Я даже не знаю, на что похожа любовь.

Джосс помедлил с ответом.

— Я знаю, на что похожа любовь. Потратить все португальские запасы на один обед, заколоть козу, вскрыть тюки с грузом и достать дорогой фарфор, который мы везем на продажу… Стоит разбить одну тарелку, и весь сервиз в два раза упадет в цене. Подкладывать еду даме на тарелку. — Он пожал плечами: — Любовь похожа на что-то вроде этого.

Грей запустил руку в волосы, будто пытался вытряхнуть из головы эту бредовую идею, прежде чем она пустит корни у него в мозгу.

— Говорю же тебе: я не влюблен. Мне просто дьявольски скучно.

Он задрал подбородок к лампе, неподвижно висевшей на крюке, которая в обычный вечер раскачивалась бы в такт волнам.

— Осточертел этот проклятый штиль.

— Мне тоже. — Джосс поморщился и потянулся за флягой. Грей протянул ему небольшую плоскую, но вместительную емкость. — Хорошо, что мы подкормили людей, да и мадера не была лишней. Штиль плохо влияет на настроение экипажа.

— Будем надеяться, что это ненадолго. — Грей потер писки.

Штиль стоял несколько дней, почти всю рождественскую неделю. Безделье, которое поначалу команда восприняла как долгожданный отдых, быстро стало в тягость всем на борту «Афродиты». К утру третьего дня те же самые мужчины, которые встретили Рождество песнями и шутками, бросали друг другу язвительные замечания и ворчали себе под нос по поводу и без повода. Без ветра им нечем было заняться, кроме как чинить оснастку да чистить цепи.

На небе не было ни облачка, воздух недвижимым раскаленным маревом висел над океаном. Стояла жара. Более сильная, чем София могла себе вообразить. Тропический воздух обволакивал ее, словно толстое и влажное шерстяное одеяло.

Без ветерка каюта превратилась в печку. У Софии не было ни малейшего желания оставаться внутри. Матросы соорудили для нее из парусины навес, и она, сидя под ним на принесенном из камбуза табурете, лениво обмахивалась импровизированным бумажным веером, изредка брала карандаш и пыталась рисовать, но чаще, сидя совершенно неподвижно, просто наблюдала, как тень от мачты ползет по палубе.

Мистер Грейсон, наоборот, находился в постоянном движении. Он бродил между трюмом и палубой, между носом и кормой и казался самым неугомонным человеком на корабле. София пролежала полночи, не смыкая глаз, считая склянки, которые били каждые полчаса. Поначалу чувственное возбуждение эхом отдавалось в ее теле с каждым ударом рынды. Но проходили часы, и гудящие удары сменились болезненными приступами дрожи. И когда утро пришло на смену тревожной и тягостной ночи, в ее душе попарилось пустое разочарование. Непостоянный, вечно дразнящий мужчина. Почему он не пришел?

Ведь более откровенного приглашения, какое она сделала ему во время застолья, он не мог получить.

Но он так и не появился той ночью. Как, впрочем, и утром. Когда наконец она столкнулась с ним на следующий день, он пробормотал только два слова: «Счастливого Рождества». На этом их общение закончилось.

Похоже, они опять вернулись к молчанию.

На третье утро штиля капитан Грейсон приказал спустить на воду шлюпку и всей команде приготовиться занять места на весельных банках. Приказ был встречен открытым ворчанием и негромкими, вполголоса, ругательствами матросов.

— В чем дело? — спросила София О'Ши, когда тот с недовольной физиономией проходил мимо.

— Капитан приказал нам пересесть в шлюпку и взять корабль на буксир. Он надеется, что если мы покружим немного, то встретим хотя бы небольшой ветер. Но грести в такую жару… — Крупный ирландец прищурил глаза и вытер брови ладонью. — Сучья работенка.

О'Ши отошел, даже не извинившись за грубое словечко. И София не могла его винить. Она бы тоже выругалась, если бы ей предстояло заниматься тяжелым физическим трудом под таким жгучим солнцем.

Матросы разделились на три смены, в каждой из которых было по четыре человека, которые в течение часа должны были грести изо всех сил, чтобы хоть на несколько кабельтовых провести корабль по гладкому как зеркало морю. София наблюдала за ними с сочувствием, но одновременно это зрелище очаровывало ее. Матросы в шлюпке сняли свои рубахи, и она, воспользовавшись возможностью, сделала несколько набросков. Даже на расстоянии она ясно видела их вздувающиеся от напряжения витые мускулы, безобразные шрамы и экзотические татуировки. Как не похожи были эти мужчины на безжизненные мраморные греческие статуи, которые она рисовала раньше. Эти люди совсем не соответствовали эталонам античной красоты, но все они были настоящими.

Вскоре жара поглотила и это развлечение, карандаш выскользнул из потных рук Софии и укатился.

У нее не было сил подняться за ним.

Прошел час, второй… Матросы менялись, одни гребли, другие ремонтировали или подтягивали оснастку, третьи отдыхали. Мистер Грейсон исчез в трюме.

Мимо прошел Дейви Линнет, и София вскинула голову.