Обрученная с розой - Симона Вилар Страница 32

Можно, конечно, постричь Анну в монахини, дабы избежать притязаний Ричарда Глостера. Силой заставить девушку принять постриг и объявить во всеуслышание, что дочь Уорвика стала невестой Христовой. Но это крайняя мера. Глядя на племянницу, трудно было поверить, что подобное придется ей по душе. Девица, которая лазает по монастырским стенам как кошка, чтобы хоть на часок оказаться в миру, – отнюдь не ценное приобретение для скромной обители. Но вместе с тем это наиболее безопасный выход, и с утра об этом стоит потолковать с племянницей.

Однако на следующий день судьба уготовила ему неожиданность.

Едва епископ успел покончить с утренней трапезой, как ему сообщили, что во дворец прибыла королева.

Спустившись в сводчатый зал для аудиенций, Невиль застал там ее величество. Закутанная в широкий белый плащ, Элизабет понуро стояла у окна. Едва епископ вошел, она поспешила ему навстречу.

– Хвала Иисусу! – воскликнула она, целуя перстень епископа. – Простите, святой отец, что потревожила вас столь рано. Но тяжкий грех мучает меня, и я пришла исповедоваться, дабы облегчить душу.

Епископ жестом пригласил ее в исповедальню, размышляя, отчего ее величество предпочла обратиться к нему, а не к своему духовнику.

Королева Элизабет опустилась на колени.

– Я грешна, святой отец. Грех гордыни и сластолюбия обуревает меня, ибо власть моя непомерна, а тело властвует над духом…

Королева на мгновение запнулась, и епископ понял, что сейчас она заговорит о главном.

– Я неверна супругу, святой отец, – тихо и печально сказала Элизабет. – Нет, я не совершила плотского греха, но я на краю бездны. Стоит мне остаться одной, как все мои помыслы устремляются к другому, тоска и томление овладевают мной. А сейчас этому человеку грозит опасность. Его отправляют с тайным поручением к вашему брату, и, насколько я поняла, с этим связана большая опасность. Это ясно из слов его величества, и я трепещу.

– Назовите имя этого человека, ваше величество, – неожиданно попросил епископ.

– Сэр Филип Майсгрейв.

– Продолжайте, дочь моя.

С этого момента Джордж Невиль весь обратился в слух, а королева, увлеченная исповедью, пропустила странный для священнослужителя вопрос.

Тем временем Анна Невиль переминалась с ноги на ногу у одного из больших готических окон, выходящих из зала во двор. Дознавшись, со слов слуг, что во дворец епископа прибыла Элизабет Грэй, Анна, подталкиваемая любопытством, прибежала сюда. Ей нетерпелось хоть одним глазком взглянуть на прославленную красавицу, которая лишила ее короны.

Неожиданно ее окликнули. Анна оглянулась. В другом конце зала толпилась группа пажей, и один из них делал ей знаки приблизиться. Девушка, с неохотой отойдя от окна, направилась к ним.

– Ты кто такой? – спросил ее один из пажей.

Дочь Уорвика не была приучена к подобному обращению.

– А кто ты такой, чтобы так бесцеремонно обращаться к незнакомцу, не зная его рода и титула?

Пажи захохотали.

– Милорд, видать, королевской крови! – давясь смехом, сказал другой паж. – Слушай, ты теперь служишь у епископа, а часть денег, что мы получаем за услуги, мы отдаем вот ему.

И он указал на могучего детину в ливрее пажа, которому, однако, давно пора было бы расстаться с этим званием и подумать о другой, более соответствующей его комплекции, должности.

– Будешь его слушаться во всем.

Анна с головы до ног оглядела своего будущего начальника.

– А если я не соглашусь?

Смешливый паж искоса взглянул на предводителя. Тот усмехнулся, и, прежде чем Анна успела опомниться, звонкая затрещина свалила ее на пол.

Ослепляющая волна гнева затопила грудь девушки. Она, дочь великого Уорвика, в жилах которой кровь одного из благороднейших родов Англии, удостоилась оплеухи от какого-то пажа-переростка. Не сознавая, что делает, Анна вскочила и, схватив с ближнего поставца глиняную статуэтку Богоматери, запустила ею в обидчика. Тот еле успел увернуться. Ударившись о стену, статуэтка разбилась вдребезги. В тот же миг пажей словно ветром сдуло.

Где-то рядом хлопнула дверь. Вбежал брат-ключарь.

– Святый Боже! Не успел этот щенок появиться в замке, как уже набедокурил. А ну-ка, иди сюда!

Схватив Анну за ухо, он грубо поволок ее. Девушка визжала и пыталась вывернуться, но ключарь крепким пинком водворил ее в отведенную ей келью.

– Посиди-ка тут, мошенник. Разбить образ Богоматери! Я доложу его преосвященству, пусть он решает, как поступить с тобой.

Едва гнев Анны утих, как она не на шутку заволновалась. Она прибыла сюда тайно, просить защиты и покровительства, но только и делает, что обращает на себя внимание, вызывая неудовольствие дяди. Что, если и в самом деле ему станет известно о сегодняшнем происшествии?

Через час, когда пришли звать ее к епископу, Анна стояла на коленях перед распятием. Лицо девушки было мокрым от слез.

Поднимаясь в кабинет его преосвященства, она полагала, что ее ждет взбучка. Однако епископ молча поставил племянницу против света и принялся пристально ее разглядывать.

«Бедра у нее узки, и под кафтаном грудь не заметна. Но все же я велю купить ей одежду из кожи или замши, которая лучше скрывает очертания тела. Движения Анны порывисты, как у мальчишки-подростка, да и в штанах она чувствует себя так, словно всю жизнь их носила. Голос у нее низкий, с легкой хрипотцой. Так обычно говорят мальчики лет четырнадцати. Рот великоват, а этот веснушчатый легкомысленный нос никак не выдаст ее пола. Вот только глаза и эти длинные загнутые ресницы…»

– Дитя мое, если тебе придется немного подстричь ресницы, ты ведь не будешь от этого сильно страдать?

Анна, ожидавшая в это время выговора за свой проступок, растерянно уставилась на дядюшку.

– Как прикажете, ваша милость…

Епископ встал и удовлетворенно потер руки. Затем, словно что-то вспомнив, повернулся к девушке.

– Кстати, что это мне говорили…

– О, дядюшка!

И, прежде чем епископ задал свой вопрос, Анна со слезами на глазах во всем повинилась. К ее великому изумлению, угрюмый и чопорный Джордж Невиль рассмеялся.

– Это хорошо, – вытирая выступившие от смеха слезы, проговорил он, – что они приняли тебя за паренька. Однако впредь помни, что ты не принцесса из благородного дома Невилей, а несчастный, бесприютный мальчонка, которому еще не раз придется сносить затрещины и оплеухи.

Анна, не отрываясь, смотрела на епископа.

– Дядюшка, ради Пречистой Девы Марии, не мучайте меня! Я ведь вижу, что вы уже решили, как со мной поступить.

Епископу пришлась по душе проницательность девушки. Положив руку ей на плечо, он спросил:

– Что, Анна, если бы я предложил тебе отправиться к отцу?