Слеза Шамаханской царицы - Вера Колочкова Страница 32

И расчувствовалась вдруг, в одно мгновение. Глотнула чуть из бокала и тут же голову опустила, пытаясь проглотить незваную скороспелую слезу. Нет, все-таки в любом случае хорошее это дело – быть свидетелем на чужом празднике счастья... И даже несмотря на сидящее рядом и что-то невразумительное бурчащее собственное несчастье.

– Лиз, что это с тобой? – весело уставился на нее Романов.

– А что такое?

– Да ты сроду меня по имени не называла... Я думал, ты и не знаешь, какое у меня по паспорту имя – все Романов да Романов...

Она глянула на него озадаченно, пожала плечами. А ведь он прав, Романов-то. Пожалуй, впервые за время знакомства она его по имени назвала. А что – прекрасное, между прочим, имя!

– А хочешь, я теперь всегда тебя буду Петей звать?

– Хочу... А лучше – Петром.

– Все, договорились! А положи-ка мне, Петр, вон того салатика на тарелочку! Да, да, вот этого, с авокадо! Спасибо, Петр!

Влад глядел на них исподлобья, почти равнодушно. Потом молча опрокинул в себя коньяк, одним жадным глотком, со стуком поставил бокал на стол. Втянул носом воздух, откинулся спиной в кресло, чуть прикрыл глаза веками, нервно провел туда-сюда ладонями по подлокотникам. Романов глянул на нее коротко, плеснул вопросом из глаз – чего это с ним такое? Она смешливо свела брови к переносью, улыбнулась, едва заметно пожала плечами – не обращай, мол, внимания. Бывает. И показала глазами на бутылку – лучше еще налей...

– Ну что, Влад, повторим? – с радостной готовностью подмигнул ей Романов. – Как там говорится? Первая – колом, вторая – соколом, а третья – мелкими пташечками?

– Что ж, давай... – нехотя подался вперед Влад, улыбаясь немного виновато. – Будь здоров и счастлив, Романыч. Давай, за тебя и за Светку... Рад за вас, искренне рад...

С появлением Светки застолье покатилось уже бойчее, будто влилась в него дополнительная энергия романовского семейного благополучия. И сразу все счастливо завертелось, закувыркалось рассказами про гениального младенца Степку, про этого «идиота» Романова, который лезет с предложениями сразу, не раздумывая, второго рожать, а потом, представьте, и третьего... И будто это вот так, раз плюнуть, а сначала сам бы попробовал...

Романов отшучивался, взглядом приглашая и Влада поучаствовать в диалоге, раскачивал его потихоньку, проявляя чудеса деликатности. На секунду ей показалось – и впрямь раскачал, и мелькнуло в глазах грустного мужа прежнее выражение – бесшабашное, веселое, озорное... Понятно, что запахом коньяка отдающее, но все равно – мелькнуло же!

Потом, как это бывает обычно, разбрелись по разным углам – Влад с Романовым остались за накрытым в комнате столом, тихо бубукая про футбольную премьер-лигу, они же со Светкой переместились на кухню, болтая о том о сем, незначительном, стараясь избегать витающей над головами больной темы. Хорошо в этом смысле Владу с Романовым – они не были близкими друзьями, поэтому не вывертывали дружескую душу наизнанку...

– Лиз... А Вершинин твой все-таки загулял, да? – тихо спросила наконец Светка, перебив ее на полуслове.

– А что, заметно?

– Ну да... А ты как хотела? Ты только вошла, я сразу увидела, что из тебя тайное страдание так наружу и прет, так и прет!

– Ну почему же страдание... Это не страдание, Свет, это терпение.

– А что, это не одно и то же, по-твоему?

– Нет... Ты ж сама в прошлый раз мне про терпение толковала, помнишь? Ну, что надо терпеть и понимать, если любишь... Понимать, и терпеть, и цветов ждать...

– Ну да... Говорила. Да я и сейчас могу повторить то же самое. А только... Хватит ли у тебя сил цветов-то дождаться? Тут, главное, свои силы не переоценить... Между терпением и цветами еще не раз мордой в кипяток окунешься, уж поверь мне, знаю, что говорю!

– Свет, не пугай меня. Да и все равно мне деваться некуда, ты же знаешь.

– Э-э-э, нет, дорогая! Ты в этот процесс безысходность не примешивай! Это все равно что в тесто протухшее яйцо замешать!

– Да знаю я, знаю! И ничего я не примешиваю! Нет, конечно, я не могу не думать о детях, это само собой... Но дело не только в них. Дело во мне – в моем к нему отношении... Знаешь, самой иногда и горько, и смешно. Вот он сидит, своей влюбленностью мучается, а я, дура, его муками мучаюсь... Люблю я его, понимаешь, Свет? Люблю, ничего не могу с собой поделать...

Вздохнула, и слезы навалились, не спросясь, раздрызгали и без того хрупкое состояние грустного равновесия. Видимо, много их накопилось уже, слез-то. Надо было раньше помаленьку выплакивать, что ли?

Светка вскочила, двинула ногой кухонный стул, уселась рядом, обняла молча. Хорошо, что словами не успокаивает. Прижалась всем телом, дышит в ухо... И как хорошо, как спокойно от нее счастьем пахнет... И молоком грудным. Наверное, так они и пахнут – цветы терпения. Наверное, ранее пережитое и счастливо потом забытое им особенный аромат придает...

Сквозь слезное отчаяние вспомнилось вдруг, как они с Владом кружили над принесенной из роддома Сонечкой. От Лизы тогда тоже вот так грудным молоком пахло. А когда она Сонечку кормить брала, Влад всегда рядом присаживался, смотрел, смотрел завороженно... Ведь было все это, было! И каким теперь со стороны объемно счастливым кажется! И в то же время – обесцененным будто...

– Ну все, Лиз, поплакала, и будет. Хватит, не трать резервы, Лиз. Ты хоть и сильная женщина, но все равно – не трать. Все ты правильно решила, и все у тебя получится, мудрость и любовь глупую гордыню всегда одолеют.

– Да ну... Какая там му... мудрость... – всхлипнула, вяло махнув ладонью. – Я вот сегодня, между прочим, чуть не сорвалась... Не знаю, каким чудом удержалась. А ты говоришь – мудрость... Это мудрость дурочки с переулочка, Свет...

– Ладно, дурочка с переулочка, иди лучше в ванную, рожу холодной водой умой. Там, на полочке, моя косметичка стоит, приведи себя в порядок. Вернешься – пойдем мужиков чаем-кофе поить, Романов торт какой-то необыкновенный приволок. Знаешь, как называется?

– Как?

– «Цветы желания»! Представляешь, какая подлянка? Бабам, значит, одни цветы терпения достаются, а мужикам цветы желания подавай! Иди, умывайся скоренько, а я пока по этим желаниям ножом пройдусь, расчленю их на аппетитные кусочки!

Вскочив со стула, она схватила кухонный нож, кровожадно покрутила им в воздухе, заставив ее улыбнуться. А после улыбки уже и вздохнулось легче, и навязчивая слезная волна отступила, прошелестев последним всхлипом на выдохе. Как же хорошо, что у нее подруга Светка есть...

Домой ехали в такси молча. Влад на переднем сиденье, рядом с водителем, она на заднем – в холодном одиночестве. За всю дорогу не проронили ни слова, будто так и надо, будто такое их поведение было давно сложившейся привычкою. Так же молча поднялись на свой этаж, открыли дверь, ступили в темную прихожую. Скинув шубу и стянув с ног сапоги, она на цыпочках прокралась в Сонечкину комнату, поправила сползшее с крошечных ступней одеяло. Заглянула и к Ленке – тоже спит. Комната Максима оказалась пустой...